ЭЛИТНАЯ ШКОЛА ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ.

  - Это хорошая школа, - говорила миссис Стюарт, и в её больших, небесно-голубых глазах подрагивали крупные блестящие слёзы. - В самом деле, поверь мне, ведь ты же знаешь, я не отпустила бы тебя, если бы всё хорошенько не выяснила. Да, она далеко, но... оттуда ведь всего сорок миль до Троубриджа. А в Троубридже живёт твоя тётя Кэйтлин, ты помнишь тётю Кэйтлин, Пол? Она давно приглашает меня в гости, и может быть, я всё же съезжу к ней на Рождество, и навещу тебя, а потом заберу и мы вместе поедем на каникулы...

- Да всё в порядке, мам, - отвечал Пол. - В порядке, правда.

- Ох, мой бедный, - сказала миссис Стюарт и наконец расплакалась.

Полу пришлось вытерпеть её объятия, поцелуи, увещевания, утешения, в которых он нисколько не нуждался, и бесконечные наставления о том, как он должен себя вести, во что одеваться и что есть. Он терпел стоически, но не потому, что отличался такой уж твёрдой волей: просто ко всему этому он успел привыкнуть. Так уж случилось, что Пол Стюарт в третий раз переживал то, что на долю более везучих мальчиков выпадает лишь однажды: он в третий раз отбывал в частную школу, а следовательно, в третий раз переживал утомительную сцену разлуки с матерью. И в третий раз выслушивал все эти "о, бедный, бедный мой мальчик!" Он очень надеялся, что третий раз наконец-то станет для него последним.

- Всё будет хорошо, мам, - снова сказал он и позволил матери поцеловать себя в лоб. Губы у неё были горячие и скользкие от слёз, глаза припухли - Пол знал, что в последние дни она плакала очень много, он всё время слышал её всхлипы, когда проходил мимо спальни. Ему не нравилось, что она плачет. Это было неправильно. И он злился на неё за то, что она всё время плачет, на отца, за то, что его так долго нет с ними, и больше всего - на себя, за то, что ничем не мог ей помочь.

Хотя нет, кое-чем всё же мог: мог стоять смирно и отвечать: "Да, мам, всё в порядке, мам" на её тысяча и одно наставление. Он пообещал ей писать каждую неделю и даже позволил повязать ему на шею шарф с тартаном, который она вязала ему всё лето. И послушно ждал у экипажа, пока она, всхлипывая, в который уже раз разглаживала и так безупречно уложенные шерстяные кисти.

Сейчас он теребил эти кисти, глядя в окно на заброшенный, заросший кустарником двор, серый от дождя, и следил за дождевой каплей, лениво сползавшей по стеклу в уголке рамы. Теребил и думал про опухшие глаза матери. В комнате стоял полумрак - горела лишь одна лампа на столе, освещавшая кипу разрозненных бумаг, край бархатной скатерти и острый локоть директора Аддерлея, расположившийся опасно близко к чернильнице.

"Береги горло, пожалуйста, - сказала Полу миссис Стюарт. - Обещай мне не пить холодного, обещаешь?"

- Тринадцать лет, - пробормотал директор Адделрей и встряхнул промокашку. Нос, усы и взгляд у него были такими же острыми, как и локти. - Значит, четвёртый класс. Так и запишем.

Пол всё ещё смотрел в окно. Снаружи занималась буря, сад облетал, и кроны яблонь гнулись под тяжестью ветра.

- Так значит, прежде ты учился в Хотинтоне...

- Да, сэр, - ответил Пол. - И в пансионе Кроули перед тем.

- Кроули, - повторил директор Адделрей и закашлялся. - Гхм... в чьём классе?

- В классе мистера Уинзброу.

- А! Знавал его, знавал... Мы вместе учились в Кембридже, - как-то слишком поспешно сказал директор Адделрей и быстро добавил: - Каким спортом ты занимался в Хотинтоне?

- Конкуром, сэр.

- В самом деле? Хорошо ездишь верхом?

- Стараюсь, сэр.

- Гхм... гхм... а как насчёт бокса? Я слышал, в Кроули... гхм...

Пол вежливо дождался, пока очередной приступ кашля отпустит директора. Он не смущался и ждал безмятежно; его даже немного смешила нервозность Адделеря. Хотя если бы год назад Полу сказали, что его может рассмешить чей-то кашель, он ни за что бы не поверил.

- Я не умею боксировать, сэр.

- Плохо. Очень плохо! Но ничего, у тебя будет время научиться. Четвертый класс, да. Когда тебе исполняется четырнадцать?

- В ноябре, сэр.

- В ноябре... гхм... совсем скоро. Хорошо, посмотрим. Если ты будешь достаточно старателен в учёбе, возможно, перейдёшь на следующий год сразу в шестой. Я вижу, в Хотинтоне... да, в Хотинтоне ты учился в пятом.

- Да, сэр. Я успешно справился в программой четвёрого класса за одно полугодие и...

- В Бродуэллском пансионе придерживаются классической системы образования, - напыщенно изрёк директор. Его локоть дёрнулся и приблизился к чернильнице на критическое расстояние. Пол вздрогнул и сказал:

- Я знаю, сэр.

- И распределение по классам происходит согласно возрасту, а не личным заслугам учеников или их, гхм, родителей! К тому же наша программа сложна, многогранна и насыщенна. Могу поспорить, в четвёртом классе Бродуэллского пансиона ты узнаешь то, о чём даже учителя не знали в Хотинтоне!

- Я уверен в этом, сэр, - ответил Пол. Директор Адделрей довольно кивнул.

- Вижу, ты смышлёный парень. Хорошо, ты можешь идти. Твои вещи отнесут в спальню, - добавил он, когда Пол встал. - Найди мистера Терренса, он поможет тебе устроиться и всё объяснит. Добро пожаловать в Бродуэлл, мальчик. Господь тебе в помощь!

- Спасибо, сэр, - сказал Пол и бросил последний раз на окно, по которому всё ползла и ползла ленивая капля унылого октябрьского дождя.

Искать мистера Терренса ему не понадобилось; мистер Терренс сам нашёл его и сграбастал за плечо, когда Пол одиноко шёл по коридору и нерешительно останавливался возле каждой двери, прислушиваясь и пытаясь по звуку определить, что за ней находится. На третьем этаже, куда отправил его директор Адделрей, было тихо, как в могиле - стояло послеобеденное время, разгар занятий, все ученики находились в классах. Он шёл по коридору совсем один, но мистер Терренс, заложив крутой вираж вокруг дальнего угла, вылетел прямо на Пола и скрасил его одиночество.

- Прогуливаешь?! Имя? Класс? Какой у тебя урок? - схватив Пола за плечо, воскликнул он и близоруко прищурился. Мистеру Терренсу на вид было немногим более двадцати, но на лбу у него уже была проплешина, а на переносице