одурманенными наркотическим зельем лицами - они послушно семенят вслед за жрецом, как за школьным учителем, но не в школу он их ведет... Путь их лежит туда же, куда гонят пленных. И, конечно же, ступенчатый склон пирамиды-теокалли прямо перед глазами. С великим уменьем воздвигнута она так, чтобы быть видимой из любой точки города. Радостно, ликующе вскричал народ вокруг. На вершине теокалли встал жрец - фигурка в черном одеянии. Он поднимает руку, показывая то, что в ней зажато, затем подносит ее к губам. И снова вскричал народ, когда одновременно с этим возле жреца возникли еще несколько одетых в черное фигур - и, раскачав, швырнули вниз нечто, заскользившее по крутой лестнице к подножью ступенчатой пирамиды. Путник, который недавно вошел в город, миновав пересекающую соленое озеро дорогу-плотину, знал, что это за ношу они сбросили. Но тем не менее его плечи вдруг передернуло ознобом: видеть - совсем не то же, что знать... Обернулся ли кто-нибудь на это его движение, яснее всяких слов показывающее, что он чужой здесь? Нет, никто не смотрел в его сторону. Взгляды всех устремлены на ступенчатый склон рукотворной горы - вернее, на то, что катится сейчас по нему вниз. Вниз по ступеням теокалли катится человеческое тело - лазоревым выкрашена грудь, с левой стороны пересеченная красной полосой. Но подножья оно не достигает, так как вдоль одной из первых ступеней вытянулась цепь стражи. Там что-то происходит. Вот из-за стражников выныривают закрытые носилки, влекомые четырьмя рабами. Трусцой рабы пробираются сквозь толпу. Судя по прогибу носилочных жердей, они держат вес примерно соответствующий тяжести сидящего внутри человека. Сдящего - или лежащего... Странно. Но, наверно, так и полагается. Хотя, отправляясь сюда, он не знал о таком обычае. Ну, да не все обычаи известны. И тем более - не все обычаи известны ему: лишь некоторый минимум, без которого здесь не уцелеть. У него другая цель, для которой не требуется знать здесь все с полной доскональностью. Его дорога лежит следом за носильщиками. Именно туда ведет маячок пеленгатора.

* * *

Когда маяк направлял его чуть в сторону от пути носильщиков, он все-таки следовал за ними. Они местные, они знают, как лучше идти. Несколько раз это, действительно, помогало обойти очередной комплекс зданий или канал, куда он уперся бы, доверившись пеленгатору. Так ему удалось сберечь немало сил и времени. Впрочем, время это уже ничего не решало. Сигнал пришел пять часов назад и сигнал говорил о смерти. Вживленный в ребро индивидуальный датчик синхронизорован с сердцем и, уж если эта синзронизация нарушилась... Теперь надлежало спасти не жизнь, а тело, если же это (что скорее всего) не удастся, тогда - выполнить то, что спасатели между собой называли "шакалья работа". Забрать датчик. Снять записывающую кассету. Кассету - понятно: информация. А что касается датчика... Да, несколько раз исследователи пропадали и не были найдены, А иногда - их удавалось найти слишком поздно. (Эпоха Рейдов, героическая, легендарная и бездарная - в смысле результативности. Он, мальчишкой прийдя в хроноспасатели, еще застал последних рейдеров: на них смотрели уважительно, звали поделиться опытом, но к операциям допускали редко, в одиночку же - и вовсе никогда. Все-таки навыки не те, да и подход иной...) Однако когда появились датчики, сам поиск превратился в рутину. Изъятие нет, но изымают только живых, только жизнь спасая. Погибшему нет гробницы лучшей, чем тот хронопласт Реальности, которому он сам, по собственному выбору, свою жизнь посвятил. Зато датчик изъять... Нет, не сложно. Тяжело. И тяжело не технически, а с иной точки зрения. Вправлен-то он в кость, намертво. Значит... Значит. Смысл этой процедуры как раз ясен: чтобы не оставалось никаких сомнений. Что-то смутное доходило до него: вроде бы как-то раз... один из числившихся пропавшим... Но там не шла речь о намеренном хроноклазме, просто человек уж очень вжился в образ, лет двадцать исполняя чужую роль, так что она перестала быть для него чужой. А может, и вовсе ничего не было, дело давнее, темное. Дважды в своей жизни ему приходилось отправляться за датчиком и оба раза он с невыразимой остротой ощущал, что его действия плохо соответствуют термину "спасатель". Сегодня - третий раз. Все. Пришли. Снова цепочка охранников, окружающая невысокий храм. Носильщики проходят без затруднений, их, очевидно, и должны были пропустить. А ему следовать за ними нельзя. Черт с ними, носильщиками. Но кому в храме нужен мертвец? Или это место для священной трапезы? Как раз туда указывает пеленгатор... Впрочем, указывает он направление, а не место. Обойти кругом? Два стражника, лениво склонив копья, перегораживают проход в сложенной из дикого камня стене. Роль их явно скорее символическая. Символической является и внушительная с первого взгляда стена. В ней нет и человеческого роста, так что перемахнуть ее... Пока что не стоит ее перемахивать. Лучше примкнуть к группе людей, столпившихся напротив стражи. Эге, а вон еще один проход охроняемый и толпа перед ним. И вдали - еще... На многие сотни метров тянется стена с проходами, окаймляя что-то по окружности. И перед каждым проходом - люди. Они явно ждут, когда разойдутся скрещенные копья стражников. Значит, копья должны вскоре разойтись? А пока - он стоял в толпе. Пахло душистым перцем, который служит здесь благовонием, и еще каким-то благовонными смолами. Пахло цветами - у многих на шеях висели гирлянды. И пряный запах издавали уже взмокшие от жары, но чистые тела. "... Да будет вам ведомо, достопочтимые сеньоры, что жители Мексики, каковыми мы их застали, не имея представления о чистоте душевной, равно как о самой душе, непомерную заботу проявляли о чистоте бренного тела: даже у простолюдинов каждая женщина к приходу своего мужа с поля готовит корыто горячей воды. Многие из нас сочли, что это не только нелепо, но и греховно..." Это писал еще один из наиболее культурных конкистадоров - прочие записок не оставляли... Скоро, совсем скоро, когда Анагуак станет Мексикой жителям ее придется расплатиться за свою греховность и нелепость. В том числе, хоть и не в первую очередь - за чрезмерные заботы о бренной плоти, среди коих и телесная опрятность, и искусство врачевания, и многое другое. Уже начинают осознавать ценность всего этого и на родине контистадоров, уже не средневековье там, а Высокий Реннесанс - но не будет "людей реннесанса" среди тех, кто прммет участие в заморской конкисте. Почему - "примет"? Уже принял! Уже прибыл на побережье, уже и приблизился к границам самой долины Анагуак. Но в мире, где наивысшая скорость передачи событий - размеренная трусца бегуна-скорохода, словно отсутствует единовременность. "И