Николай Асанов Украденная душа

Маленькая повесть с прологом и эпилогом

ПРОЛОГ

Никогда я не думал, что мне придется возвращаться к случайным записям об экспедиции на гору Громовицу, которую совершили в прошлом году студенты одного геологического института Украины.

Но вот недавно я получил письмо от начальника той экспедиции, студента Владимира Дубравки. В письме оказались совершенно неожиданные известия. По словам Володи, в комсомольскую организацию института поступило заявление от «группы верующих», проживающих в городе, из которого экспедиция выступила на штурм Громовицы.

В этом заявлении Володя Дубравка и вся его альпинистская группа обвинялись во «вмешательстве в дела церкви…»

Бюро комсомольского комитета было вынуждено заняться разбором заявления…

Дубравка просил меня, как свидетеля всей эпопеи с восхождением на Громовицу, вмешаться в его «персональное» дело и дать свои показания.

В конце письма своего он указывал и на то, что всю эту историю не худо бы опубликовать, поскольку в «письме верующих» затрагивается честь многих людей, а поступки их толкуются неправильно. «Может быть, — писал Володя, — история эта еще поднимет кого-нибудь на борьбу с пережитками. Особенно жалко, — писал он дальше, — если истинная история жизни и борьбы таких отличных людей, как Сиромаха и его жена, будут запятнаны всякими ложными слухами…»

Это доброе и твердое письмо молодого студента заставило меня вернуться к недавнему прошлому и правдиво изложить удивительные события, свидетелем которых я случайно стал. Пусть же эта повесть послужит добру…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Экспедиция готовится штурмовать гору. — Неожиданное приглашение. — Странный разговор. — За окованными воротами. — «Послания греха»

1

За окном слышится раздраженный женский голос. Голос молодой, но раздражение, звучащее в нем, делает его грубым и резким. От этого кажется, что во дворе разговаривает старая колдунья. Но я знаю, что это невеста начальника альпинистской экспедиции, Зина Корчевая, молодая, красивая девушка с сильными ногами, большим круглым лицом и светлыми, вспыхивающими под солнцем волосами. Таким голосом она разговаривает только со своим женихом Володей, который старше Зины лет на пять, но при этих разговорах кажется мальчишкой. Он смущается и краснеет, как только Зина заговорит вот таким резким, скрипучим голосом. Ему, должно быть, стыдно за нее.

Я подхожу к окну.

Зина стоит в дверях палатки. Палатка раскинута во дворе гостиницы. Это выдумка Зины — закаляться. На дворе март, и, хотя здесь юг, земля еще не оттаяла после большого снега. Просто Зине приятно находиться среди пятерых юношей и принимать их поклонение. Она единственная девушка в этой экспедиции.

Экспедиция готовится «штурмовать» гору Громовицу, массивная снежная шапка которой возвышается над городом. Участники экспедиции — студенты геологоразведочного института — молодые здоровые парни; кажется, все они втихомолку влюблены в Зину, но «переживают» за Володю и после таких сердитых вспышек долго не разговаривают с нею.

Володя разматывает и проверяет веревочную лестницу с «кошкой» на конце. Такую «кошку» иногда забрасывают на выступ скалы, чтобы миновать расселину или трещину. «Кошка» должна зацепиться за камень и удержать человека на весу. Я частенько думаю о том, что случится, если «кошка» сорвется? Володя говорит, что это случается редко. Веселое утешение!

— Нет, ты скажи, долго мы будем тут стаптывать башмаки? — кричит Зина.

Башмаки у нее новенькие, ничуть не стоптанные. Носить такие башмаки здесь, в городе, неразумно: они тяжелы, как гири, но в этом тоже свое щегольство: «Смотрите, я альпинистка!»

— Вот натренирую двух новеньких, и пойдем, — тихо, стараясь даже и голосом выразить благоразумие, отвечает Володя.

«Новенькие» стоят тут же, сделав беспечные лица и поглядывая на небо. Им явно не хочется смотреть на Зину. Я не понимаю, чем они досадили Зине? Может, тем, что с самого прихода не обратили на нее внимания? Они появились вчера, разговаривали с Володей без Зины, он взял их в свою группу, не спросясь у нее, может, поэтому она чувствует себя уязвленной?

Одного из новичков я знаю. Это тоже геолог, но уже окончивший в прошлом году геологоразведочный институт. Зовут его Сиромаха. Он работает километрах в шестидесяти от города на строительстве межколхозной гидростанции: изучает грунты под плотины, ищет и находит местные строительные материалы — новое в колхозной жизни дело, и Сиромаха им очень гордится. Правда, он признается, что в институте больше мечтал о золоте и алмазах, о нефти и угле… Но, приехав сюда, на эту «простую» работу, он покорил своих нанимателей упорством и практицизмом.

В последние месяцы он несколько раз приезжал в город и, когда в гостинице не случалось свободных номеров, ночевал у меня.

Человек он тихий, скромный, с мягким сердцем, и, встретив его в городе, когда он торопливо ходит из учреждения в учреждение, добывая какие-то инструменты и буровые станки, никогда не подумаешь, что он умеет видеть сквозь землю. Да не на три аршина, как говорится в пословице, а на сотни метров! Благодаря его разведкам колхозники уже имеют отличный собственный кирпич, цемент и даже собираются в будущем году строить небольшой фаянсовый заводик, — Сиромаха отыскал белую глину…

Сейчас Сиромаха стоит несколько принужденно перед Володей и Зиной, в спортивных штанах и майке, чуть склонив голову. Он гибкий, тонкий, как лозина, и я с чувством зависти думаю, что он обгонит всех на тренировке.

Рядом с Сиромахой стоит и молчит его дружок и помощник, буровой мастер, коренастый, смуглый от весеннего загара, — наверное, с той самой поры, как начал таять снег, он работает у своего станка без рубашки. Он появился здесь впервые, но то, что он и Сиромаха — дружки, понятно. Когда Сиромаха о чем-нибудь разговаривает, он неприметно косится на этого крепыша, словно спрашивает: «Так ли говорю?» — и тот глазами показывает: «Так, так, давай дальше!»

Зина презрительно и гордо поворачивает лицо к новичкам. В ее карих глазах вспыхивают и гаснут искорки. Новички равнодушно смотрят в небо, как слепые. Зина вздрагивает от злости и говорит Володе:

— Зачем ты вытащил эту «кошку»? С таким инструментом в горы не ходят!

Володя молчит. Низко склонившись, так что лицо его становится багровым от притока крови, он перебирает веревки. Зина не отстает:

— И вообще принимать в группу посторонних воспрещается!