порой и против собственных братьев, возмущавшихся его высоким положением и опасавшихся его могущества. Но Ашшурбанипал — не только воин, но и просвещенный правитель, тянущийся к знаниям и мудрости. Он блестящий математик, легко управляющийся с разными формулами; астролог, в молодости учившийся у знаменитых астрологов; лингвист, гордящийся тем, что говорит не только по-ассирийски, но и по-аккадски. Единственный из всех царей своей династии он умеет читать тексты на древнем языке учености, шумерском. Ашшурбанипал несет бремя веков на своих монарших плечах. В те времена на Ближнем Востоке была распространена грамотность. Свидетельства этого встречались повсюду. В каждом государстве были писцы. Они веками напролет царапали что-то на сырой глине. Мир переполняло то, что было сказано, а потом записано.

Несмотря на все свои знания, Ашшурбанипал был человеком величайшей меланхолии, мучимым вечными загадками бытия и бессмысленностью человеческой жизни. Подобно шекспировскому Ричарду II, он имел привычку сиживать на земле и рассказывать печальные истории о судьбе царей [7]. «Царю, нашему Господину, от твоего слуги Баласи, — написал какой-то астролог. — Да здравствует Царь, наш Господин!» А дальше — разоблачающий вопрос: «Разве одного дня Царю не достаточно, чтобы предаваться хандре и отказываться от еды?»

Где-то в VII веке до н. э. Ашшурбанипал задумал собрать тексты, надписи, кодексы законов, надгробные речи, стихи и предсказания по звездам, сделанные астрологами всего Древнего мира. Правитель Вавилона решил создать царскую библиотеку. И вот уже по его приказанию писцы, бумагомаратели и придворные ученые, без сомнения сопровождаемые свитой охранников, покидают столицу, дабы прочесать и ограбить частные библиотеки месопотамского мира. Наверняка Ашшурбанипала посетило видение, в котором свет, исходивший от этих центров учености, сливался в единое светило, сверкавшее подобно самому царю. Огромные повозки, груженные глиняными табличками, потекли из разных уголков империи в Ниневию. На дорогах и проселках стоит пыль. Широкоплечие крестьяне, забыв о своих деревянных плугах, дивятся на бесконечные вереницы медленно двигающихся повозок со штабелями глиняных табличек. Повозки тяжелые, и волы сердито фыркают бархатными носами.

Проходят годы и десятилетия. Библиотека наконец собрана. Холодный мрамор ее стен хранит таблички с надписями на всех языках Древнего мира — живые голоса далекого прошлого, они связывают с умершими цивилизациями. Центральный зал, куда приходят посетители библиотеки, украшен эффектным фризом, изображающим охоту на льва. Ученые не умеют читать про себя, и потому зал заполняет гул, невнятное бормотание. К нему примешивается другой звук: хлопки по чему-то вязкому и сырому. Как и современным исследователям, тогдашним ученым в библиотеке иногда требовалось что-то записать, и каждый приносил запас сырой глины в ящике: увидев интересующее его место, он опускал руку в ящик, зачерпывал глины и шмякал ее на ровную поверхность, а потом разравнивал, написав нужные слова на глине с помощью палочки. Затем оставалось только дать табличке высохнуть. Несмотря на гул и хлопки, здесь повсюду царит забота о сохранности библиотечного фонда. Строгое предупреждение Ашшурбанипала стоит почти на каждой табличке:

Да проклянут боги любого, кто разобьет, испортит или унесет эту табличку, таким проклятьем, что нельзя снять, проклятьем ужасным и беспощадным, от которого имя его и семя исчезнут из нашей земли, а плоть попадет в пасть псов [8].

Где-то в четвертом или пятом десятилетии VII века Ашшурбанипал просто зачах и исчез, а от какого недуга — неизвестно. «Царю, моему Господину, от твоего слуги Урад-Нанны», — пишет астролог. А дальше — обычная формулировка: «Да пошлют боги Нунутра и Гула счастье и здравие Царю, моему Господину». А потом астролог переходит к сути дела: «Царь, мой Господин, твердит мне: „Отчего не определишь ты природу болезни моей и не дашь мне лекарства от нее?“» [9] А больше — ничего. Придворные историки и летописцы не откровенны.

Но, несмотря ни на что, пылкая страсть Ашшурбанипала преодолела века и обожгла наши души.

Сокровище царской библиотеки — «Энума Ану Энлиль». Это один из величайших документов человечества, не стареющий, как ящерица, и, подобно всем документам такого рода, неохотно открывающий свои смыслы. «Энума» состоит из семидесяти каменных табличек и помнит более тысячи лет догадок и комментариев. Тут собрана ассирийская кодификация бесчисленных астрологических традиций, существовавших в древних царствах Ближнего Востока. В некоторых отрывках «Энумы» говорится о еще более древней астрологической традиции, устанавливающей связь с легендарной Шумерской империей, первой грамотной цивилизацией в мировой истории, исчезнувшей за полтора тысячелетия до того, как лекари Ашшурбанипала забеспокоились о его меланхолии. «Энума» — это скорее непрерывная летопись наблюдений и предсказаний, чем религиозный художественный трактат. В ней отражена тяга древних людей к изучению линий человеческих судеб и вопросов благополучия, начертанных на ночном небе. Разумеется, время раскололо таблички. Терпение и знания потребовались для того, чтобы собрать осколки воедино. Часть этой коллекции хранится в Британском музее, но тысячи фрагментов по-прежнему лежат в песках, никем не найденные, и по-прежнему их грызут столетия и покусывают вечные ветра пустыни.

Опубликованная Роулинсоном работа представляла предзнаменования «Энумы» в том виде, в котором их нашли. За следующие сто тридцать лет ученым удалось частично расшифровать эти тексты, и постепенно на камне проступила жизнь: слово там, слово тут, цепочка связных мыслей, одинокое умозаключение. Теперь знаки, хоть и не все, вновь заговорили, как когда-то, человеческим голосом. Однако голос этот крайне сдавленный. Ничего не сделаешь — время не проходит бесследно. «Если случится затмение в Арахсаммне и е[е] краснота [будет красной]…» [10] — говорит одно из предсказаний, и многоточие его убегает в бесконечность. Другое предсказание предполагает, что затмение произойдет первого кислиму [11]. «Земля Аккадская», — уверенно начинается оно, но дальше следует молчание, неровные таблички слишком повреждены, ничего не разберешь. Исследователи по-прежнему не до конца понимают значение основных слов. «Если Солнце затянет черная сетка, люди станут лгать, небеса исчезнут из страны» [12]. Небеса? А в других местах значение предсказаний уж слишком очевидно: «Если в первый день нисанну рассвет [кажется] сбрызнутым кровью, зерно исчезнет из страны, [и] придут невзгоды, и