ее длинное латинское переложение, приводит Саксон Грамматик (1150–1206) в своей хронике-своде датских легенд и исторических преданий, но на ее основе мы можем только попытаться реконструировать оригинал. (Примером такой реконструкции может служить глава 1 в «Сказании о Скульд». Некоторые другие части этой песни вошли в главы 2 и 3 нашего пересказа.) Сочинение Саксона Грамматика, которое, между прочим, содержит самую старую из дошедших до нас версий предания о принце Гамлете, повествует прежде всего о Хрольфе. Кроме того, упоминания о нем есть в книгах Снорри Стурлусона «Круг Земной» и «Младшая Эдда», в краткой записи «Саги о Скъёльдунгах» и в других источниках. Важнейший же источник — несколько исландских рукописей, целиком посвященных преданию о Хрольфе. К сожалению, ни одна из дошедших до нас копий не была создана ранее 1650 года, и как стиль, так и логика изложения в них зачастую оставляют желать лучшего.

Все они противоречат друг другу, а иногда и самим себе. Более того, материал в этих рукописях так разбросан, что современный читатель, если только он не специалист по истории Скандинавии, вряд ли сумеет в них разобраться. Я уже давно мечтал реконструировать этот эпос: свести воедино лучшие версии и заполнить лакуны, используя там, где это необходимо, архаическую лексику или подыскивая там, где это возможно, точные словесные эквиваленты. И я очень благодарен Яну и Бетти Бэлэнтайн, а также Лину Картеру, чья помощь дала мне такую возможность.

Многие из моих решений и предположений окажутся, должно быть, спорными и совершенно произвольными. Что ж, предоставим ученым на досуге копаться в деталях. Для меня важней всего было сделать мое повествование занимательным, не нарушив в нем духа подлинности.

Например, на мой — и, несомненно, на ваш — взгляд, слишком много имен в этой книге начинается на «Х» и даже на «Хр», но здесь я ничего не мог поделать, разве что в тех случаях, когда один из источников предлагал альтернативу. Из тех же соображений я старался употреблять современные топонимы, за исключением названий стран (типа «Свитьод»), которые уже перестали существовать на карте.

Величайшую сложность представляет собой сам духовный мир саги. Это ведь не «Властелин колец» — сочинение цивилизованного писателя-христианина, хотя саги, вероятно, послужили Толкиену одним из источников. Время жизни Хрольфа Жердинки — полночь Темных Веков. Убийства, рабство, разбой, умыкание женщин, кровавые и непотребные языческие обряды — все это было частью повседневности. Финны в особенности могут вспомнить, жертвой каких жестокости и суеверий становился их мирный народ.^[1] Любовь, преданность, честь были тем, чем человек той эпохи пренебрегал в первую очередь, сохраняя их только для родичей, вождя и ближайших друзей. Все остальное человечество представлялось ему только скопищем врагов или жертв. И часто гнев или вероломство напрочь разрывали все связывающие людей узы.

Адам Эленшлегер, как писатель романтической эпохи, мог позволить себе идеализировать Хельги, Хроара или Хрольфа. Я этого делать не стал. Помимо всего прочего, нам сегодня полезно снова вспомнить: наша цивилизация отнюдь не что-то само собой разумеющееся. Я надеюсь, что вы сумеете справиться со всеми этими трудностями, а также с некоторой тяжеловесностью повествования, присущей эпосу, и с тем, что сегодня выглядит как отсутствие в нем психологической глубины. Это последнее качество является только отражением самосознания людей той эпохи. Нам их поведение кажется безумно эгоистичным, а между тем каждый из них ощущал себя в первую очередь частью своего рода и лишь во вторую — в зависимости от того, насколько он жаждал богатства и славы — самим собой. Так, главный герой этой книги чувствует себя, как и многие другие персонажи, в первую очередь потомком Скъёльда.

Я считал своим долгом дать некоторое представление о том, по каким законам жили эти люди и это общество, но при этом ориентировался скорее на правду мифа, чем на гипотетическую историческую правду, а потому вложил свое повествование в уста женщины, жившей в Англии в десятом веке, когда этот эпический цикл достиг своего расцвета. Полагаю, что женщина скорее, чем мужчина, отступила бы от сухого языка саги. Конечно, в ее рассказе множество анахронизмов: Скандинавия в ее описании предстает такой, какой она могла ее знать.

Пол Андерсон.

Жить после жизни, прожитой как должно,

Память способна, и прах забвенья

До Сумерек Света имя не скроет,

Громкое славой имя героя.

Песнь о Бьярки.

О том, как была рассказана эта сага

Жил во времена короля Этельстана в Англии, в землях, называемых Датским Владением, человек по имени Эйвинд Рыжий. Его отец Свейн, сын Кольбейна переселился когда-то в Англию из Дании, но продолжал часто наведываться на родину по торговым делам. Возмужав, Эйвинд сначала стал помогать отцу в торговле, но как был он нравом беспокойней Свейна и искал себе чести, то в конце концов пошел служить королю. За несколько лет Эйвинд сумел возвыситься при дворе, а в битве при Брунанбурге так храбро сражался во главе своего отряда, что король Этельстан обещал ему свою нерушимую дружбу и пожелал, чтобы тот всегда находился при нем в королевских покоях. Но не уверен был Эйвинд, стоит ли ему до конца своих дней, жить при королевском дворе, а потому испросил королевского дозволения съездить сперва в свою отчизну.

Дома он застал своего отца Свейна готовым к очередному плаванью в Данию и отправился вместе с ним. В Дании их радушно принял вождь Сигурд сын Харальда. У него была дочь-красавица Гуннвор, и Эйвинд вскоре к ней посватался. Старики решили, что если Эйвинд и Гуннвор поженятся, то этот брак будет полезен обоим семействам, а потому Эйвинд, возвращаясь в Англию, взял с собой Гуннвор как свою невесту.

Ту зиму король проводил, разъезжая по стране, а Эйвинд должен был ему сопутствовать. Гуннвор отправилась вместе с ним. Вскоре она расположила к себе всех придворных дам тем, что могла немало поведать о чужих странах и дальних дорогах. Король Этельстан был холост, но все же прознал о Гуннвор, а главное, о ее сагах, в которых говорилось о давно прошедших днях. Призвал король Гуннвор в ту палату, где сидел со своими людьми, и упрекнул шутя:

— Ночи темны и долги, что же ты веселишь женщин, а меня не потешишь?

— Я только рассказываю им всякие истории, государь, — ответила