— Клюв захлопни, остряк-самоучка,— ласково посоветовал Кеша и слегка подбоченился.
Понизив голос, Лёлик вдруг с неожиданным пафосом, словно речь шла о жизни и смерти, произнес:
— Ну, пора, турист.
В тот же момент он ринулся на Кешу, крепко обнял его и, припав небритой щетиной к нежной коже, буквально впился в него поцелуем. Кеша стоически перенес эту процедуру, но когда за первым поцелуем последовал второй, затем третий, он попытался высвободиться из этих горячих объятий. Лёлик крякнул, словно сдерживая рыдание, и полез в карман за платком. Пока, полуотвернувшись от Кеши, он смахивал с глаз скупые мужские слезы, тот украдкой сплюнул и отер рукавом подбородок.
Прощание явно затягивалось. Лёлик, наконец, дал волю рыданиям, и его плечи сотрясались, словно в лихорадке. Выждав еще несколько секунд, Кеша опустил ладонь на плечо Лёлика, словно желая его успокоить.
— Не надо,— простонал тот сквозь слезы. Затем, не оборачиваясь, он махнул рукой и бросил напоследок:
— Иди...
Второй раз Кешу просить не пришлось. Облегченно вздохнув, он сорвался с места и почти бегом направился к трапу, далеко отставив зад и повиливая бедрами.
Нужно сказать, что походка у Кеши была профессиональной. Он работал демонстратором моделей одежды, а попросту манекенщиком в доме моделей. Его несколько лет назад устроила туда одна приятельница, с которой он однажды познакомился в ресторане. В тот вечер, уже изрядно подвыпив, Кеша ухлестнул за миловидной девчонкой и затащил ее потом к себе, наговорив разных слов о любви и вечной преданности. Дурочка поверила его бормотанию о несложившейся жизни и ударах судьбы. Да и трудно было не поверить, потому что подвыпивший Кеша умел говорить красноречиво, страстно и убежденно. Роман продлился недолго, и Кеша бессовестно бросил девушку, как только она устроила его на такую престижную работу. Однако она не стала для Кеши единственным способом добывания средств к существованию, а скорее служила ширмой и защитой от преследований по закону за тунеядство. Как и всякому молодому человеку, привыкшему к комфорту, ему требовалось много денег. Кроме того, он был из породы тех людей, кого в народе называют пижонами. Считая себя неотразимым, Кеша трепетно относился к собственной персоне и тщательно следил за своей внешностью. Однако лишь он один знал, что скрывается за его привлекательной наружностью, неизменно приветливой улыбкой, учтивостью и галантностью.
* * *
Дверь каюты осторожно отворилась и на пороге вырос улыбающийся во весь рот Кеша.
— Добрый день,— как можно вежливее проворковал он в спину человека, с интересом разглядывающего что-то за большим круглым стеклом люка.
Семен Семеныч,— а это был именно он,— с готовностью повернулся к вошедшему и с такой же приветливой и лучезарной улыбкой ответил:
— Добрый день.
— Простите, это каюта шестнадцать? Или, может быть, пардон, я ошибся?
— Да-да, вы не ошиблись. Шестнадцатая.
— Значит, мы с вами — попутчики?
— Выходит, что так.
Кеша снял очки и взглянул на часы. До отплытия оставались считаные минуты. Он внимательно изучил обстановку каюты и, по-видимому, остался ею доволен. Наконец, он вернулся взглядом к Семену Семенычу и, слегка приподняв шляпу, представился:
— Будем знакомы. Меня зовут Геннадий Петрович.
— Горбунков. Семен Семенович.
Они обменялись рукопожатиями.
— Надеюсь, мы подружимся,— сказал Кеша.
— Конечно. Я тоже надеюсь.
Тон и улыбка у Кеши были настолько располагающими, что Семен Семенычу ужасно захотелось продолжить столь приятную беседу, хотя он и обещал Наде перед отплытием выйти на палубу и помахать ей на прощание рукой.
— Вас кто-нибудь провожает? — вдруг спросил он.
— Меня? — Кеша слегка замялся.— Да... так, один мой приятель... Но он уже ушел.
— А жена?
— Ну что вы, Семен Семеныч! Какая жена! Я холост. Но зато у меня дома живет роскошный черный кот.
И Кеша снова улыбнулся своей очаровательной улыбкой.
— Геннадий Петрович, а вы... сувениры какие-нибудь брали с собой?
— Сувениры? Нет-нет! У меня было, знаете ли, так мало времени перед отъездом... А вы?
— Я взял!
— Хотите, я отгадаю, что это?
— Ну, попробуйте.
И Кеша с уверенностью выпалил:
— Это — водка! Правильно?
Семен Семеныч кивнул и оба громко рассмеялись.
Когда они снова поднялись на палубу, теплоход уже отчаливал. Семен Семеныч без труда отыскал глазами в толпе свое семейство и сразу же энергично замахал рукой, то и дело посылая воздушные поцелуи. В какой-то момент он обернулся к стоявшему рядом Кеше и, стараясь перекричать шум воды, музыку и очередной протяжный гудок вырвавшийся из огромного круглого жерла, объяснил:
— Это моя Надя! Жена!.. Вон там, видите?
— Ага! — гаркнул в ответ Кеша в самое ухо Семен Семенычу и улыбнулся во весь рот.
— Вы не представляете, какая она у меня хорошая! И дети у меня тоже хорошие! Танюшка и Володя...
Его вдруг захлестнуло теплой грустной волной, потому что он ясно почувствовал, что расстается с родными надолго и, несмотря на ожидавшие его заграничные красоты, будет скучать и считать дни до возвращения.
Долго еще, держась за поручень и осторожно переступая какие-то канаты, Семен Семеныч шел против движения теплохода и неотрывно глядел туда, где от него постепенно отдалялись знакомые родные силуэты.
Внезапно его оглушил мощный удар по голове. Из глаз посыпались искры, и свет на мгновение померк. Повернувшись, он увидел перед собой толстый стальной стояк. Палуба закончилась. Машинально потерев ушибленное место, он снова выдавил из себя улыбку и по инерции еще несколько раз махнул рукой.
«МИХАИЛ СВЕТЛОВ» покинул порт и начал неуклонно удаляться в открытое море все дальше от причала, по-прежнему заполненного пестрой толпой провожавших.
* * *
Горбунков давно забыл, что такое настоящий отдых, беззаботность, свежий морской воздух и яркое летнее солнце. Сейчас он всем этим наслаждался сполна.
Правда, первые несколько дней он никак не мог