спустившись с трапа на причал, подошёл к мальчугану.
Сдерживая слёзы, мальчуган стал рассказывать. И Балмасов узнал, что мальчика зовут Борей, а фамилия его Кулешин и родом он из Донбасса. Как только немцы заняли город, так сразу же стали сгонять всех жителей на городскую площадь, грузить в машины и увозить на вокзал. Кто успел спрятаться, того не увезли, а мама Бори не успела, ему же удалось убежать…
— Отец-то где?
— Папы нет! Зимой пришла похоронка-бумажка: «Погиб смертью храбрых…» Дяденька командир! Возьмите меня на корабль. Я всё буду делать! Возьмите!
Дежурный растерялся от такой просьбы. Сам он ничего решать не мог, да и как решать, когда корабль находится на военном положении, совершает рейсы в Севастополь, постоянно попадает под бомбёжку вражеской авиации и артиллерии, сам отражает атаки…
Мальчугана было жалко, но жалость сейчас не ко времени.
Около трапа собрались матросы. Они задавали мальчугану вопросы, переговаривались друг с другом и смотрели на дежурного по кораблю — ждали, что же он предпримет в такой момент.
Кто-то бросил:
— Да он голодный, братцы!..
И тут же, словно найдя выход, Балмасов скомандовал:
— Накормить хлопца!
Моряки подхватили мальчика и, передавая его из рук в руки, понесли в кубрик.
Давно не видевшие дома, сдержанные на ласки суровой военной службой, соскучившиеся по заботе о ком-нибудь из родных и близких, не имевшие возможностей поделиться теплом своих матросских сердец, краснофлотцы бросились оказывать мальчику внимание.
Мальчуган только успевал работать ложкой, а моряки приговаривали:
— Ешь, Бориска!
— Борщ флотский!
— Не стесняйся, браток! Наш борщ лучший на всём Чёрном море!
И Борис не стеснялся.
Он уже освоился среди шумящих и суетящихся около него матросов и лишь изредка бросал настороженный взгляд, словно спрашивал: «А что же будет дальше?»
О том, что на корабле такой необычный пассажир, мне, как командиру корабля, стало известно часом позже, когда Борис Кулешин, уже пообедавший с краснофлотцами, оказался в моей каюте. Его привёл Николай Яковлевич Балмасов. — Товарищ капитан 3 ранга! Моряки-комсомольцы БЧ-1У и я лично просим разрешения взять Бориса Кулешина воспитанником в своё подразделение. Даём слово, что Борис не будет обузой на корабле… Что было делать? Я смотрел на Бориса и вспоминал воспитанников-юнг. Их я встречал и на других кораблях Черноморского флота. Но тогда не было войны. Как быть сейчас, когда корабль всё время подвергается опасности? Передо мной стоял худенький, небольшого росса паренёк, потерявший отца и мать. Трудно ему пришлось: пробраться с занятого гитлеровскими войсками Донбасса к нам, через линию фронта, не так-то просто. Нужно быть смелым, находчивым. На меня внимательно смотрели умные серые глаза… Не приходилось сомневаться, что такого полюбит весь экипаж корабля. И я уступил просьбам командира и комсомольцев четвёртой боевой части. — Николай Яковлевич! Вызовите ко мне Голуба! Балмасов понял меня и довольный моим решением пошёл за Голубом. Наш интендант, хозяйственник, явился незамедлительно и не один, а с матросом, которого на корабле все звали Вася-портной. Вася начал обмерять паренька, а тот, довольный, что им занимаются, никак не мог понять, для чего вся эта процедура. — Стой смирно, Боря, не вертись! — сказал я ему. — Надо же тебе пошить форму. А то что это за краснофлотец без формы. Ну, что глядишь так? Берём тебя на корабль. Берём! Но смотри у меня, не баловаться. Если замечу, что нарушаешь корабельную дисциплину, сразу же спишу на берег. Так Боря Кулешин был принят в нашу флотскую семью, стал воспитанником экипажа боевого корабля.
Определили мы Бориса учиться на сигнальщика, и стал его обучать сигнальному делу комсомольский секретарь Михаил Смородин. Но у сигнальщиков Боря пробыл недолго. Осмотревшись, он решил, что у зенитчиков — их площадка с орудиями видна была с сигнального мостика — гораздо интереснее. И когда на стоянке в Севастополе была объявлена боевая тревога, Борис прибежал к зенитчикам. Он быстро и ловко подавал обоймы с патронами, тут же на боевом посту оказывал помощь раненым. Треск зенитных автоматов над самой головой нисколько его не пугал. Возвращать его к сигнальщикам в приказном порядке не имело смысла, и мне пришлось утвердить «самовольный» переход Бори во вторую боевую часть к артиллеристам-зенитчикам. Командир зенитчиков лейтенант Роман Гиммельман закрепил корабельного воспитанника за расчётом старшины 2-й статьи Гриши Нутника, комсорга батареи, а главным воспитателем Кулешина стал младший политрук Беркаль.
В начале мая немцы начали готовить новый штурм Севастополя. По сведениям флотской разведки вражеское командование собиралось бросить на Севастополь большое количество самолётов-торпедоносцев и бомбардировщиков с экипажами, которые были специально обучены вести воздушные бои против военных кораблей. Вражеские подводные лодки караулили наши корабли, идущие на помощь осаждённому городу. 27 мая 1942 года лидер «Ташкент» вышел из Новороссийска, чтобы снова прорваться к Севастополю. Не успели мы пройти и половины пути, как послышался доклад сигнальщиков: — Самолёты противника! Зенитчики приняли боевую готовность. Занял своё место у снарядных кранцев и Боря Кулешин. Раздался голос сигнальщика: — Торпедоносец слева! Затрещали автоматы зенитчиков, ударил и главный калибр. Самолёт-торпедоносец совсем близко. Вот он уже ждёт — сейчас сбросит торпеду. Зенитчики стреляют без остановки. Гутник подбадривающе командует: — Боря, давай! Пошевеливайся! А ну, ребята, всыплем перцу фашисту!.. И Боря подносит обойму за обоймой. Пот льёт с него — весь взмок, но, ни на секунду не задерживаясь, он носится стрелой к снарядам и обратно. И зенитная установка не умолкает. Торпедоносец пытается маневрировать, старается уйти из зоны огня, чтобы сделать новый заход над кораблём. Зенитчики метким огнём не подпускают его к кораблю и заставляют сбросить торпеды вне цели. Снова атака. Другой самолёт уже висит над лидером. Летят бомбы… — Мимо! — кричит разгорячённый юнга. Командир расчёта Гриша Гутник озорно подмигивает: молодец мол. И Борис, довольный, бежит за новой обоймой…
Артиллеристы отбивают атаку за атакой, и корабль, обойдя минные поля, прорывается к
* * *
О том, что на корабле такой необычный пассажир, мне, как командиру корабля, стало известно часом позже, когда Борис Кулешин, уже пообедавший с краснофлотцами, оказался в моей каюте. Его привёл Николай Яковлевич Балмасов. — Товарищ капитан 3 ранга! Моряки-комсомольцы БЧ-1У и я лично просим разрешения взять Бориса Кулешина воспитанником в своё подразделение. Даём слово, что Борис не будет обузой на корабле… Что было делать? Я смотрел на Бориса и вспоминал воспитанников-юнг. Их я встречал и на других кораблях Черноморского флота. Но тогда не было войны. Как быть сейчас, когда корабль всё время подвергается опасности? Передо мной стоял худенький, небольшого росса паренёк, потерявший отца и мать. Трудно ему пришлось: пробраться с занятого гитлеровскими войсками Донбасса к нам, через линию фронта, не так-то просто. Нужно быть смелым, находчивым. На меня внимательно смотрели умные серые глаза… Не приходилось сомневаться, что такого полюбит весь экипаж корабля. И я уступил просьбам командира и комсомольцев четвёртой боевой части. — Николай Яковлевич! Вызовите ко мне Голуба! Балмасов понял меня и довольный моим решением пошёл за Голубом. Наш интендант, хозяйственник, явился незамедлительно и не один, а с матросом, которого на корабле все звали Вася-портной. Вася начал обмерять паренька, а тот, довольный, что им занимаются, никак не мог понять, для чего вся эта процедура. — Стой смирно, Боря, не вертись! — сказал я ему. — Надо же тебе пошить форму. А то что это за краснофлотец без формы. Ну, что глядишь так? Берём тебя на корабль. Берём! Но смотри у меня, не баловаться. Если замечу, что нарушаешь корабельную дисциплину, сразу же спишу на берег. Так Боря Кулешин был принят в нашу флотскую семью, стал воспитанником экипажа боевого корабля.
* * *
Определили мы Бориса учиться на сигнальщика, и стал его обучать сигнальному делу комсомольский секретарь Михаил Смородин. Но у сигнальщиков Боря пробыл недолго. Осмотревшись, он решил, что у зенитчиков — их площадка с орудиями видна была с сигнального мостика — гораздо интереснее. И когда на стоянке в Севастополе была объявлена боевая тревога, Борис прибежал к зенитчикам. Он быстро и ловко подавал обоймы с патронами, тут же на боевом посту оказывал помощь раненым. Треск зенитных автоматов над самой головой нисколько его не пугал. Возвращать его к сигнальщикам в приказном порядке не имело смысла, и мне пришлось утвердить «самовольный» переход Бори во вторую боевую часть к артиллеристам-зенитчикам. Командир зенитчиков лейтенант Роман Гиммельман закрепил корабельного воспитанника за расчётом старшины 2-й статьи Гриши Нутника, комсорга батареи, а главным воспитателем Кулешина стал младший политрук Беркаль.
* * *
В начале мая немцы начали готовить новый штурм Севастополя. По сведениям флотской разведки вражеское командование собиралось бросить на Севастополь большое количество самолётов-торпедоносцев и бомбардировщиков с экипажами, которые были специально обучены вести воздушные бои против военных кораблей. Вражеские подводные лодки караулили наши корабли, идущие на помощь осаждённому городу. 27 мая 1942 года лидер «Ташкент» вышел из Новороссийска, чтобы снова прорваться к Севастополю. Не успели мы пройти и половины пути, как послышался доклад сигнальщиков: — Самолёты противника! Зенитчики приняли боевую готовность. Занял своё место у снарядных кранцев и Боря Кулешин. Раздался голос сигнальщика: — Торпедоносец слева! Затрещали автоматы зенитчиков, ударил и главный калибр. Самолёт-торпедоносец совсем близко. Вот он уже ждёт — сейчас сбросит торпеду. Зенитчики стреляют без остановки. Гутник подбадривающе командует: — Боря, давай! Пошевеливайся! А ну, ребята, всыплем перцу фашисту!.. И Боря подносит обойму за обоймой. Пот льёт с него — весь взмок, но, ни на секунду не задерживаясь, он носится стрелой к снарядам и обратно. И зенитная установка не умолкает. Торпедоносец пытается маневрировать, старается уйти из зоны огня, чтобы сделать новый заход над кораблём. Зенитчики метким огнём не подпускают его к кораблю и заставляют сбросить торпеды вне цели. Снова атака. Другой самолёт уже висит над лидером. Летят бомбы… — Мимо! — кричит разгорячённый юнга. Командир расчёта Гриша Гутник озорно подмигивает: молодец мол. И Борис, довольный, бежит за новой обоймой…
Артиллеристы отбивают атаку за атакой, и корабль, обойдя минные поля, прорывается к