самом деле ранение. Доведи до Анисьи, пускай перевязку сделает. Офицеров-то уже нету, разошлись…
В больнице стоял запах лекарств.
Солдат постучал в застеклённую дверь и шагнул вместе с Кирей в перевязочную.
Молодая санитарка мыла пол. Солдат спросил её:
— Трунтова где?
— Сейчас придёт.
В это время открылась дверь, и в комнату вошла невысокая женщина с гладкозачё-санными волосами и добрыми глазами.
— Вот, Анисья, перевяжи-ка мальца да я его быстро выведу отсюда, чтоб никто не видал…
Трунтова внимательно разглядела рану.
— Стеклом, говоришь, порезался? — она пристально поглядела Кире в глаза и, словно поняв всё, что с ним произошло, сказала солдату:
— Коли привёл, так уж не торопи. Рана-то большая, зашивать придётся. Иди, отдыхай, сама его провожу…
Пока санитарка домывала пол, Киря молчал, даже не охая после йода.
Когда девушка вышла, Киря тихо произнёс:
— Громов вам кланяется…
Трунтова ответила вопросом:
— А тебя как звать?
— Кирей… А что?
Сестра продолжала молча бинтовать руку. Закончив перевязку, сказала:
— Передашь, что всё готово. Пусть плывут на рассвете. В крайнее окно, у обрыва, трижды стукнете. Понял?
— Понял, — ответил Киря.
— Фельдшер вам его подаст, — продолжала Трунтова. — Если на стук не откроют, сразу уезжайте. Вернётесь на другую ночь. А теперь иди.
Из больницы Киря направился в условное место за городом, где его должны были ждать партизаны…
Оружие! Это слово не сходило с уст командиров и рядовых бойцов-партизан. Оружие! Будь его в достатке, тысячи новых людей стали бы в строй. Оружия было мало. Ещё меньше было боеприпасов. — Ищите! — говорил Громов разведчикам. — Добывайте. Пора подходит — предстоят большие бои. Громов говорил это тихим июльским вечером, отправляя Кирилла Баева и Проню Поставнева в Поперечное. Там, на квартире одного из подпольщиков, хранились гранаты и револьверные патроны. Они были оставлены прошлой осенью, когда отряд уходил в подполье. Осторожно двигаются разведчики. У села остановились, прислушались. — Даже собаки не гавкают, — прошептал партизан. Неожиданно тишину ночи прорезал визг поросёнка. Потом отчётливо донёсся сердитый голос старухи: — Куда, нечистый дух, последнего поросёнка поволок? — Беляки! — шепчет Киря. — А если они… Киря прячет наган и гранаты за пазуху и почти мгновенно исчезает в темноте деревенской улицы. Киря стоит в тёмных сенях и выспрашивает у подпольщика о колчаковцах. — Человек до сорока, должно, — отвечает он. — Ты отсюда в отряд? Заходи, поешь. — Есть-то не хочу, а молочка бы выпил. Они осторожно входят в избу. Киря быстро ест. Потом подпольщик провожает Кирю через огороды и там вручает ему тяжёлый мешок с патронами…
Брезжит слабый предупредительный свет. Киря направляется к поскотине и без труда находит в табуне подходящую лошадку. Усевшись верхом, Киря погнал коня мелкой рысцой. На душе спокойно. Приказ командира выполнен. Киря смотрит во все стороны — ничего подозрительного. Он пускает коня шагом — можно вздремнуть. Сколько длится дремота? Может быть, час, а может быть, десять минут. Вдруг словно чья-то тёплая, ласковая рука касается лица. Он открывает глаза и тотчас крепко зажмуривается. Солнце! Оно сверкает над зубчатой лесной кромкой горизонта. Киря оборачивается, видит длинную смешную тень всадника и лошади. И вдруг светлое утро меркнет: "Мешок с патронами! Обронил?!" Заметалась, задёргалась лошадь. Киря лупит её босыми пятками, скачет назад. "Обронил! Обронил! — стучит в висках. — Что же теперь будет? Прогонят из отряда!.." Конь спотыкается о что-то на узкой тропке. "Патроны!" Киря скатывается с коня и бросается к мешку. Холстина чуть намокла от росы. Он вынимает патроны — они сухие. Зря потащил их в мешке. Надо было рассовать по карманам. Сейчас он так и сделает. Занявшись этим, Киря не чувствует, как из придорожной канавы кто-то наблюдает за ним. Это сын кулака Зотова — Семён. "Ну, конечно же, это Кирька Баев! Можно подползти сзади и двинуть по голове. И не будут колчаковские офицеры помыкать им, как теперь. Доложат в Барнаул и Омск: "Семён Зотов поймал громовского помощника. Да и отец перестанет называть бездельником…" Семён уже готов тронуться с места, как вдруг Кирилл поднимается во весь рост, бросает в сторону какую-то тряпку. Семёна охватывает страх. Он не может понять, отчего этот страх, и боязливо думает: "Ишь вымахал, верзила. Ещё не сразу и свернёшь его. Страх подсказывает трусливые мысли: "А вдруг он не один?.. Тогда от них не уйдёшь". В руках Кирилла что-то блеснуло. Семёна окатил холодный пот. "Револьвер! Ну, конечно же, у него есть револьвер. Адъютант Громова!.. Вот бы сунулся сдуру". Семён Зотов вбежал в дом, где жили колчаковские офицеры, и от порога, задыхаясь, начал сыпать словами. — Скорей!.. Он тут близко!.. Кирька Баев! С револьвером… Награда положена, господин поручик!.. А то уйдёт!.. — По коням! …А Киря так увлекся ягодами, что позабыл про всё на свете. Он уплетал их за обе щеки. "Топот?" — Кире чудится топот. Он быстро поднимается и замирает. По дороге прямо на него скачут десятка три верховых. "Каратели!" Киря метнулся к лесу. Но было уже поздно: его заметили. Загремели частые выстрелы. Подстреленная лошадь уткнулась мордой в землю… Кирилл подбежал к избушке, что на краю пшеничного поля. Уже совсем близко от неё. Острая боль пронзает ногу. Он падает. С каждой секундой топот становится всё громче. Послышалась команда: — Живьём его! Живьём! Киря перевернулся на спину, сорвал с ремешка гранату и метнул в сторону карателей. Столб земли и колосьев поднялся в воздух, и под его прикрытием Киря вполз в избушку.
…После взрыва наступила тишина. Киря привалился к стене. Из раненой ноги текла кровь. Он торопливо оторвал от рубашки большой лоскут и замотал ногу. Потом достал патроны, вынул наган, всё время поглядывая в щель между пластами. Каратели сбились в кучу. Они совещались. Потом один, худой, как жердь, зашагал к избушке. Киря не мог сообразить, что тот собирается делать. Долговязая фигура обошла избушку, приблизилась вплотную к задней стене и вдруг исчезла. Тотчас же раздался шум на крыше. Киря отполз в тёмный угол. Он понял нехитрый замысел врага. Голова колчаковца показалась в дымовом отверстии, и тотчас же Киря выстрелил. Тело убитого, шурша по соломе, скатилось и плюхнулось на землю. Колчаковцы пришли в движение. Они рассыпались цепью и
* * *
Оружие! Это слово не сходило с уст командиров и рядовых бойцов-партизан. Оружие! Будь его в достатке, тысячи новых людей стали бы в строй. Оружия было мало. Ещё меньше было боеприпасов. — Ищите! — говорил Громов разведчикам. — Добывайте. Пора подходит — предстоят большие бои. Громов говорил это тихим июльским вечером, отправляя Кирилла Баева и Проню Поставнева в Поперечное. Там, на квартире одного из подпольщиков, хранились гранаты и револьверные патроны. Они были оставлены прошлой осенью, когда отряд уходил в подполье. Осторожно двигаются разведчики. У села остановились, прислушались. — Даже собаки не гавкают, — прошептал партизан. Неожиданно тишину ночи прорезал визг поросёнка. Потом отчётливо донёсся сердитый голос старухи: — Куда, нечистый дух, последнего поросёнка поволок? — Беляки! — шепчет Киря. — А если они… Киря прячет наган и гранаты за пазуху и почти мгновенно исчезает в темноте деревенской улицы. Киря стоит в тёмных сенях и выспрашивает у подпольщика о колчаковцах. — Человек до сорока, должно, — отвечает он. — Ты отсюда в отряд? Заходи, поешь. — Есть-то не хочу, а молочка бы выпил. Они осторожно входят в избу. Киря быстро ест. Потом подпольщик провожает Кирю через огороды и там вручает ему тяжёлый мешок с патронами…
* * *
Брезжит слабый предупредительный свет. Киря направляется к поскотине и без труда находит в табуне подходящую лошадку. Усевшись верхом, Киря погнал коня мелкой рысцой. На душе спокойно. Приказ командира выполнен. Киря смотрит во все стороны — ничего подозрительного. Он пускает коня шагом — можно вздремнуть. Сколько длится дремота? Может быть, час, а может быть, десять минут. Вдруг словно чья-то тёплая, ласковая рука касается лица. Он открывает глаза и тотчас крепко зажмуривается. Солнце! Оно сверкает над зубчатой лесной кромкой горизонта. Киря оборачивается, видит длинную смешную тень всадника и лошади. И вдруг светлое утро меркнет: "Мешок с патронами! Обронил?!" Заметалась, задёргалась лошадь. Киря лупит её босыми пятками, скачет назад. "Обронил! Обронил! — стучит в висках. — Что же теперь будет? Прогонят из отряда!.." Конь спотыкается о что-то на узкой тропке. "Патроны!" Киря скатывается с коня и бросается к мешку. Холстина чуть намокла от росы. Он вынимает патроны — они сухие. Зря потащил их в мешке. Надо было рассовать по карманам. Сейчас он так и сделает. Занявшись этим, Киря не чувствует, как из придорожной канавы кто-то наблюдает за ним. Это сын кулака Зотова — Семён. "Ну, конечно же, это Кирька Баев! Можно подползти сзади и двинуть по голове. И не будут колчаковские офицеры помыкать им, как теперь. Доложат в Барнаул и Омск: "Семён Зотов поймал громовского помощника. Да и отец перестанет называть бездельником…" Семён уже готов тронуться с места, как вдруг Кирилл поднимается во весь рост, бросает в сторону какую-то тряпку. Семёна охватывает страх. Он не может понять, отчего этот страх, и боязливо думает: "Ишь вымахал, верзила. Ещё не сразу и свернёшь его. Страх подсказывает трусливые мысли: "А вдруг он не один?.. Тогда от них не уйдёшь". В руках Кирилла что-то блеснуло. Семёна окатил холодный пот. "Револьвер! Ну, конечно же, у него есть револьвер. Адъютант Громова!.. Вот бы сунулся сдуру". Семён Зотов вбежал в дом, где жили колчаковские офицеры, и от порога, задыхаясь, начал сыпать словами. — Скорей!.. Он тут близко!.. Кирька Баев! С револьвером… Награда положена, господин поручик!.. А то уйдёт!.. — По коням! …А Киря так увлекся ягодами, что позабыл про всё на свете. Он уплетал их за обе щеки. "Топот?" — Кире чудится топот. Он быстро поднимается и замирает. По дороге прямо на него скачут десятка три верховых. "Каратели!" Киря метнулся к лесу. Но было уже поздно: его заметили. Загремели частые выстрелы. Подстреленная лошадь уткнулась мордой в землю… Кирилл подбежал к избушке, что на краю пшеничного поля. Уже совсем близко от неё. Острая боль пронзает ногу. Он падает. С каждой секундой топот становится всё громче. Послышалась команда: — Живьём его! Живьём! Киря перевернулся на спину, сорвал с ремешка гранату и метнул в сторону карателей. Столб земли и колосьев поднялся в воздух, и под его прикрытием Киря вполз в избушку.
* * *
…После взрыва наступила тишина. Киря привалился к стене. Из раненой ноги текла кровь. Он торопливо оторвал от рубашки большой лоскут и замотал ногу. Потом достал патроны, вынул наган, всё время поглядывая в щель между пластами. Каратели сбились в кучу. Они совещались. Потом один, худой, как жердь, зашагал к избушке. Киря не мог сообразить, что тот собирается делать. Долговязая фигура обошла избушку, приблизилась вплотную к задней стене и вдруг исчезла. Тотчас же раздался шум на крыше. Киря отполз в тёмный угол. Он понял нехитрый замысел врага. Голова колчаковца показалась в дымовом отверстии, и тотчас же Киря выстрелил. Тело убитого, шурша по соломе, скатилось и плюхнулось на землю. Колчаковцы пришли в движение. Они рассыпались цепью и