себе приятно и трогательно, и с этим ощущением начинаю засыпать, тут снова:

- Зажигалку, ручку, яблоко и кроссворд!

Осторожно стаскиваю с себя одеяло с котенком и выглядываю в форточку.

- Клава! - зову.

Она поднимается с лавочки, цокает каблучками по асфальту.

- И кроссворд!..

Подхожу к двери, только отодвинул задвижку - звонит телефон. Поднимаю трубку.

- Тузов, доброе утро! - узнаю голос секретарши. - Иван Антонович просил, чтобы вы явились через полчаса.

- Я пятнадцать минут назад получил телеграмму, - отвечаю.

- Ничего не знаю, - положила трубку.

Чувствую что-то за шиворотом. Поворачиваюсь. Клава отдернула руку с травинкой.

- Как ты быстро, - швыряю трубку не глядя и обнимаю Клаву.

- Ух, ты, - вздыхает она. - Я не закрыла дверь. - На ее платье сзади на шее пуговичка, я расстегнул, еще какая-то тесемка. Дергаю за тесемку, и узелок на платье развязывается. Клава опять вздыхает и щекочет мне ухо шершавыми губами: - На нас смотрят. - На ее губах горький вкус травинки.

Еще звонок. Подхожу к аппарату. Опять секретарша:

- Иван Антонович просил, чтобы вы по дороге купили курицу.

- Какую?

- Минуточку... - переспрашивает у Ивана Антоновича: - Какую?

Приоткрывается дверь - несмело и со скрипом. Заглядывает мальчик с ручкой, зажигалкой, яблоком и газетой с кроссвордом.

- Закрой дверь, - шепчет Клава ему.

- Копченую, - уточнила секретарша.

- Хорошо, - отвечаю и - положил трубку, а потом вспомнил, что на курицу не осталось денег.

- Извини, - говорю Клаве, - ты не одолжишь мне 25 рублей.

Она взгрустнула и вышла, поднимается по ступенькам на четвертый этаж, очень медленно поднимается, с голой спиной. Кто-то сверху опускается, слышу шаги. Я не стал дожидаться...

На улице ужасно душно, невыносимо, жутко... По-прежнему ни облачка. Листья на деревьях пахнут пылью. Туфли прилипают к асфальту. Я остановился и оглянулся. Нагибаюсь - поднял, сколько просил. Вдруг, в одну минуту, очень захотелось есть. Посмотрел на часы, толкаю дверь, сразу же вижу красивую официантку в передничке, за ней в зеркале себя. Чтобы не видеть себя, листаю меню на стойке бара.

- Вы можете сесть за столик, - предлагает официантка.

Говорю ей:

- Можно я постою с вами?

- Конечно, - улыбается. - А я устала стоять.

Посмотрел на нее, опять увидел в зеркале себя. Листаю дальше меню, показал:

- Суп из свежих овощей.

- Чай, кофе?

- Ничего, - говорю, - один суп и хлеб.

Сажусь за столик. Соль, перец в баночках и зубочистки. За соседним столиком сидит спиной ко мне дама в шляпе - больше никого. Официантка ушла. Другая появилась и тоже ушла. Беру зубочистки и метаю их одну за другой даме в шляпу. Если бы зубочисток было много, у дамы сидел бы ежик на голове. Ежик и еще котик у меня - очень интересно! Появляется официантка, несет даме пиво в бокале. Разумеется, увидела. Посмотрела на меня с удивлением, но ничего не сказала. Отошла к стойке и оглянулась. Нет, не на меня, а на даму. Дама пьет пиво. Еще вынула сигаретку. Тоненькую. Закурила. Глоток пива - и сладко затягивается. Котенок мяукает у меня на плече. Дама оглядывается. Я улыбаюсь ей, и она улыбается мне. Или котенку? Нет, котенку! Впрочем, я ее понимаю. Смотрю на часы: как долго! Зачем я сюда зашел? Наверняка только поставили варить суп. Нет, несет. Тарелочку с двумя кусочками белого и двумя кусочками черного хлеба. А ты что, рассчитывал на полбуханки? Задумался и нахмурил лоб. На эти деньги, сколько стоит этот суп, можно купить восемь буханок хлеба и жить четыре дня. Жалею денег, поднял руку и у себя на плече глажу шкурку котика. В кафе заходит еще дама, и с ней - две девушки. Садятся. Одна сбрасывает с себя пиджак. Какая белая рука! И какая тонкая и гладкая! Официантка, которая устала стоять, несет мне чай. Я махаю, что мне не чай, а суп. Но она невозмутимо подходит, подносит ближе чашку, ставит ее на столик, - и я вижу: ошибся. Все-таки это суп. Я продолжаю кивать, будто благодарю. Беру ложку и смотрю на часы, потом как-то механически на зубочистки в шляпе, окурок в пепельнице, остатки в бокале и так дальше; другая дама поворачивается ко мне:

- Разве можно так хлебать?

- Извините, - говорю, - очень вкусно и очень спешу.

В шляпе - допила пиво и тоже обернулась:

- Если хотите, могу вам остатки мяса.

- Буду очень рад, - сказал. - Я думаю: он уже ест мясо.

Она поднимается, подходит с тарелкой к моему столику. Наклонила голову, смотрит на котенка, еще нагнулась, чтобы поставить тарелку на стол. Я испугался, подумал: сейчас как посыплются. Упала только одна мне в суп. Она даже не заметила. Заметила девушка с голыми руками. Расхохоталась. Я сначала хотел поставить тарелку с остатками мяса на пол, потом подумал, и - котенка с плеча на салфетку, к ее тарелке. Нюхает. Довольная дама ушла. Я достал зубочистку из супа и облизал. Смотрю на часы. Съел черный хлеб, принялся за белый. В супе кусочки моркови, свеклы; выловил, осталась жирная вода. Жирная вода с белым хлебом. Прислушиваюсь: странный звук. Урчит. А, он первый раз ест мясо. Смотрю на часы, но забрать у него мясо не поднимается рука, нет сил; вернее: его от мяса. Подхожу к стойке. Появляется официантка. Отдаю ей деньги. Говорю ей:

- У вас рыжие волосы.

Она говорит:

- Спасибо.

Беру котенка. У него в когтях еще кусочек. Вместе с кусочком мяса - на плечо. Урчит у уха. Выхожу на улицу. Сразу не замечаю, что небо не голубое, не синее, а серое. Все-таки жирная вода с белым хлебом - это смешно в животе, а потом больно. Кусочек упал на тротуар. Я сначала даже не разобрался, отчего хромаю. Иду по мосту. Перила железные и острые. Поскользнешься - голова с плеч. Поднял ногу и подошвой туфли по перилам. Кусочек остался. Кто-то рукой. Обрадуется. А может, птичкам? Лучше птичкам. Нет, пускай лучше обрадуется! Ласточки над водой. Она течет. Иду, а подо мной гулко. Перешел мост - сверкнула молния. Осветила все, что под мостом. Может быть, и под водой. Не знаю, но догадываюсь. Вокруг трех, четырехэтажные кирпичные домики. Так потемнело, что в окнах зажигается электрический свет. Улица разрыта. Заглядываю с котенком в яму. В ней черные трубы, облитые смолой. Слышу: шь-шь-шь-шь... - вдали. Поднял голову и догадался, что это на тополе у вокзала листва так зашелестела... Шь-шь-шь-шь-шь... Здание вокзала будто в тумане, и над ним хлещет в косую линейку. Сразу же сообразил и побежал назад вдоль рва с трубами. Прохожие смотрят, как на идиота. Затем повернул к мосту, но все равно не успел. Как сыпануло с неба белым горохом! Те, которые смеялись надо мной, - сами побежали. Юркнул под мост, над головой свист и шорох дождя, топот - будто не люди, а лошади. Еще проехала машина с каким-то электрическим дребезгом, давила колесами градинки - тысячи их, с таким звуком, словно нож с хрустом рвет полотно. По щетине на