замечательно подходили друг другу, даже внешне — оба крепыши почти одинакового роста, дружили со школьных лет, и всем было ясно, что они обязательно поженятся. Так и получилось, Лида с Олегом поженились и жили хорошо, однако не так долго, как мы предполагали. Но об этом в своё время, а пока я хотел отметить активность Лиды. Она была, да и сейчас, пожалуй, осталась мастером всякого рода праздничных мероприятий. Лида всегда знала, кого нужно собрать и в каких сочетаниях, чтобы все остались довольны. Даже самый последний Новый год был организован с профессиональной чёткостью. Правда, раньше Лида горела, а сейчас огня уже не было, и, выполнив привычную миссию, Лида почти весь вечер раскладывала пасьянс. Я подошёл и спросил:

— Почему не с народом?

Она ответила:

— Надоело.

Речь не о простой скуке шла, разумеется, воды утекло много за четверть века, и не всегда спокойным, умиротворяющим потоком.

А тогда и помыслить было невероятно, что Лида может устать от такой формы жизнедеятельности, как предпраздничная. Она горела вся ярким пламенем, как ацетилен в сварочном аппарате, соединяя разнообразные элементы в прочную новогоднюю конструкцию. Отличную, по всеобщему мнению, компанию подобрала, даже Аргентинца заполучила. То есть это был, конечно, не гаучо из пампы, а наш одноклассник — ему подростком довелось с родителями прожить в Аргентине при посольстве, — но в это время у нас дальше Эльбы мало кто бывал, и «заграничный» гость ценился. Аргентинец этот, кстати, потом с Лидой задружил и с обоими её мужьями был в ладу. Сейчас он писатель, по общему мнению, процветает, однако не зазнался и к старым приятелям снисходителен. На последней встрече Нового года он тоже был, да ещё с чилийкой. Настоящей, пострадавшей от Пиночета.

Но вернусь к Лиде, а вернее, к Олегу. К светским способностям будущей жены Олег относился иронически. Как и в Игоре, в нём преобладало мужское начало. Однако если Игоря отличало мужество цивилизованное, то в отваге Олега было нечто дикарское… Помню это ещё по школьным дракам. Игорь до последней возможности стремился избежать столкновения, Олег же заводился с полуоборота, его вдохновляла возможность пустить в ход кулаки и не смущало количество противников. Оба обычно выходили победителями, но и после драки держались неодинаково, — Игорь больше отмалчивался и, по-моему, даже тяготился победами, Олег же охотно описывал происшедшее с нескрываемой весёлостью и не всегда точно.

Была в Олеге странная, не украшавшая его черта характера, — если можно так выразиться, нескромная отвага. Решимость и смелость его сомнений не вызывали, и преувеличивать их вроде бы никакой нужды не было, — а вот поди ж ты! — ни одна Олегова история не обходилась без «наполнителя», как называл это Игорь. Скажем, рассказывает Олег о драке, где поколотил двоих. Ну и отлично! Не каждому такое удаётся. А ему мало. И вот в рассказе появляется мифический третий, который так перепугался, что не осмелился руки поднять и был великодушно помилован и отпущен с напутствием типа:

— Дуй к маме, мелочь зелёная! Пусть она тебе штаны постирает.

Зачем понадобился мифический персонаж в мокрых брюках, понять было трудно, Олег прекрасно понимал, как легко мы, его друзья, отделяем в этих рассказах истину от эмоциональных наслоений. Видимо, возникал тут элемент непроизвольного художественного творчества, не хвастовство, а своего рода игра воображения на грани реальности, тем более странная, что в жизненных поступках Олег меньше всего был фантазёром.

Он твёрдо знал, чего хочет в жизни, и уверенно шёл к цели. С детства Олег решил стать геологом и стал им, хотя многие сомневались, станет ли, когда он еле-еле закончил девятый класс. Но в десятом Олега было не узнать. Ему нужно было получить медаль, чтобы учиться в лучшем в стране институте. Медали тогда давали независимо от текущих оценок, только по экзаменационным, и Олег сдал экзамены блестяще, хотя единственную «четвёрку» всё-таки получил, его просто не выносила одна преподавательница, раздражительная, болезненная женщина, вечно подозревающая, что ученики знают больше неё. Правда, один такой был. Сейчас он член-корреспондент, а тогда по любимому предмету из «троек» не вылазил.

Ему она говорила:

— Вы ещё поблагодарите меня за то, что я пресекаю ваше зазнайство.

Много позже я спросил у него, испытывает ли он чувство благодарности.

Членкор только плечами пожал.

Олегу «четвёрка» не повредила. И с серебряной медалью он поступил куда хотел, отпустил бороду и укатил на практику к чёрту на кулички, на Крайний Север. Вот о чём было рассказов! Тут уж и нам трудно было отделить истину от художественного вымысла, тем более что Олег строго настаивал на истинности всего, о чём говорил. Помню новеллу о легендарном оленеводе, который всем напиткам предпочитал духи «Красная Москва». В подтверждение рассказа Олег попросил духи, чтобы наглядно продемонстрировать опыт оленевода. Духов не дали, поверили на слово, все знали, что выпить Олег умеет.

Пил он лихо, мог выпить много, а вёл себя прилично. С нашей тогдашней точки зрения, разумеется. Если же смотреть глазами нынешними, зная, чем всё кончилось, то удивительно, как никто не замечал симптомов…

Помню, оказались мы как-то втроём, Игорь, Олег и я, в гостях у одной перезрелой, с красноватым лицом девицы. Не знаю, на кого из нас ставила она силки, скорее, на того, кто попадётся. Родители, как могли, помогали дочери, угостили нас чаем и ушли, а мы остались в старой запущенной квартире с интеллигентным прошлым, среди покрытых пылью вещей, которые тогда хламом представлялись, а теперь лишь изредка, да и то по самой дорогой цене, в комиссионках попадаются. Был и неизбежный рояль. Девушка музицировала в пределах скромных возможностей, а Игорь сидел и слушал, мучаясь тем, что всё понимает, и стыдясь за неё, за себя, за природу, что не одарила девушку ни умом, ни внешностью.

Отсутствие и того и другого стало очевидно с порога, когда девица, знакомясь с Олегом, представилась:

— Эра.

— Мезозойская? — спросил Олег, весёлый, ибо успел уже приложиться к очень хорошему в наше время портвейну «Три семёрки».

— Нет, ответила девушка без тени юмора, — Бабич.

Потом, когда Эра с Игорем присели у рояля, Олег, разочарованный чаем, о котором он всегда говорил: «Чай не водка, много не выпьешь», исчез куда-то и вдруг появился в дверях снова, весёлый, делая мне таинственные призывные знаки.

Я подошёл.

— По-моему, ты мешаешь зарождающемуся чувству. Пойдём лучше, я тебе ежа покажу.

Посмеиваясь, Олег протащил меня бесконечно длинным высоким коридором, с потолка которого свисали