остановились. Метрах в семи от берега что-то булькало.
— Он, — подсветил я пузырьки, появляющиеся на поверхности.
— Оно, — подтвердил Митя, немного неуверенно ступая в воду.
— Куда? — я взял его за руку. — Ты что?
— Пусти!
— И не подумаю. Назад! Ты что, с ума сошёл! Чтобы под воду затянуло? Как глупого телёнка? Не вздумай лезть, — продолжал я его тянуть что было силы.
— Да ладно уж. Не полезу, — сердито отозвался он. — Пусти.
Мы стояли по колено в воде и смотрели на странные пузырьки. Ещё минута, и всё затихло.
— Ну вот, — нарушил молчание Митька. — Всё. Эх, такая возможность!
— Схватило бы тебя за ногу, была бы тебе возможность!
— При чём тут нога! Разве ты не понимаешь? Это же, может, наш единственный шанс! И так глупо его потерять!
— Так-то оно так, — вздохнул я. — Но не рисковать же жизнью!
— А все крупные исследователи! Много бы они открыли, если бы не рисковали? Много? А ты всё испортил! Но если бы они были такие, как ты, мир, видимо, не знал бы и половины того, что знает теперь!
— Такие, как я! Так, значит, я виноват в том, что не пустил тебя, может, на верную смерть? А если бы оно тебя схватило, мне, фонариком по голове его бить? Оно и меня вместе с фонариком проглотил бы!
— Ну хорошо... Это я так, в сердцах, — пробормотал Митя. — Прости... Тс-с-с, — прошептал, коснувшись моего плеча.
— Что?
— В кустах шорох.
— Да уже слышится, — махнул я рукой. — Пойдём.
— Пойдём.
Мы вернулись к шалашу, и залезли внутрь.
— Ну это выдумки или не выдумки? — съехидничал Митька.
— Наверное, правда.
— «Наверное»... Ещё и сейчас не верит! Хочешь, я тебе почитаю?
— Я хочу спать.
— Ты засыпай, а я буду читать. О палеозойской эре, согласен?
— Читай, лучше запомню.
— Так слушай: «Если бы мы с вами оказались в лесу каменноугольного периода, то вряд ли у вас сложилось бы приятное впечатление...»
— Да, — лениво согласился я.
— Что?
— Да, говорю.
— А-а... Ну слушай дальше. Я выборочно...
— Давай.
— «...Лишь изредка мёртвую тишину нарушал плеск воды: то по болоту бродили твари, видом своим напоминавшие саламандр, но гораздо больше их по размерам, — стегоцефалы».
«Интересно, — думал я под Митино бормотание, — кто же всё-таки живёт в нашем озере? Узнаем ли мы об этом когда-нибудь?»
— «...иногда в воздухе пролетали огромные хищные стрекозы, размахом крыльев до семидесяти пяти сантиметров...» — всё тише и тише звучал голос моего друга. А вот и совсем замолчал.
Я брёл болотом. Всё вокруг производило вряд ли приятное впечатление. Толстые стволы плаунов были покрыты мхом и утопали в ворохе опавших листьев, а сами листья свисали только с верхних веток. Лепидодендроны сплетались кронами с сигиляриями, создавая вечный полумрак. Изредка надо мной проносились стрекозы с размахом крыльев до семидесяти пяти сантиметров, а здоровенные пауки, тараканы и скорпионы сердито мелькали в густых кустарниках. Вот неподалёку послышался плеск воды: какая-то тварь с трудом выползла на берег с рыбой в пасти. «Стегоцефалам, — безошибочно определил я. — Первое наземное позвоночное». Где-то неподалёку затрещали ветки, всё ближе и ближе — на открытую полянку выскочило двуногое чудовище, раз в три выше меня, и оскалила зубы. «Тиранозавр, — ужаснулся я. — Страшный враг всех наземных животных. Но он должен появиться позже. Хотя бы лет так через миллионов сорок». Но раздумывать было некогда. Хищно прищурив глаз, тварь бросилась на меня. Быстро сорвав с плеча ружьё я прицелился... и тут только заметил, что в руках у меня не ружьё, а сачок. Ещё сегодня я ловил им бабочек, а сейчас меня самого, как насекомое, поймают. Вот ещё один шаг могучих лап, хищник хватает меня передней конечностью за руку... — А-а-а-а, — бьёт мой крик в верхушки деревьев. Разевается страшная пасть и Митиным голосом кричит: — Сергей, Сергей, что с тобой, а? Проснись, Серёженька! Открываю глаза. Надо мной склонился с фонариком Митька, сжимая рукой мой локоть. — Тебе что, снилось что-то страшное? — Ничего мне не снилось, — ответил сердито. — Отпусти руку, чего ты вцепился в неё своими пальцами. — Ну, прости! Тебе больно, да? — Совсем мне не больно. Это всё твои чтения глупостей вслух. Кончил уже? — Кончил. Ну не сердись. Уже ложусь. Он выключил фонарик и лёг рядом: — Спокойной ночи. — Ничего себе, спокойная ночь, — ответил я. — Почти умер от страха от твоего чтения.
Спали мы без приключений.
В нашей жизни никаких изменений не произошло. Мы, как и раньше, сидели за книгами, доказывали друг другу свою точку зрения и почти ежедневно ночевали в шалаше. У Фа-диез исчез тромбон, и завклубом оплакивал его исчезновение, будто пропала его родной ребёнок. Поговаривали, что это расстарался кто-то из доведённых до отчаяния соседей. Однако через два дня тромбон нашёлся: висел прямо на жерди. Радости Фа-диезовской не было предела. С тех пор он играл с ещё большим вдохновением, но уже при закрытых дверях и окнах. Митькина бабушка не могла нами нахвалиться. — Ну и внучки у меня, — говорила она. — Тихие, смирные, послушные, усидчивые. А книги как любят! Чего родители на них жалуются — не понимаю. Это же счастье — таких детишек иметь. — Ужас, — сказал как-то Митька. — Если бы наша Ирина Семёновна узнала, как мы здесь зубрим её предмет, она, пожалуй, на три года вперёд поставила нам пятёрки. Ну никогда не мог подумать, что вместо летнего отдыха мы устроим себе ещё одну четверть. — А ты ничего не заметил? — прищурил я глаза. — А что именно? — А то, что впервые ты назвал нашу ботаничку Ириной Семеновка, — ехидно заметил я. — Верно, — засмеялся он.
Дни проходили. Время было собираться домой. — А что, если бы мы его действительно увидели? — как-то спросил я. Мы сидели у нашего куреня и смотрели, как ночь приходит в лес. — Надо было бы попробовать его поймать, — решительно ответил Митя. — Скорее оно тебя поймает. — Тогда хотя бы сфотографировать. — Это уже я слышал. А потом? — Потом сдать фотографию в Академию наук с описанием всех наших приключений. Классифицировать его — по фотографии это нетрудно. Вот было бы открытие! Ведь не каждый день ловят животных, которых считают давно вымершими. Подумай — вымершими десятки миллионов лет назад.
Я брёл болотом. Всё вокруг производило вряд ли приятное впечатление. Толстые стволы плаунов были покрыты мхом и утопали в ворохе опавших листьев, а сами листья свисали только с верхних веток. Лепидодендроны сплетались кронами с сигиляриями, создавая вечный полумрак. Изредка надо мной проносились стрекозы с размахом крыльев до семидесяти пяти сантиметров, а здоровенные пауки, тараканы и скорпионы сердито мелькали в густых кустарниках. Вот неподалёку послышался плеск воды: какая-то тварь с трудом выползла на берег с рыбой в пасти. «Стегоцефалам, — безошибочно определил я. — Первое наземное позвоночное». Где-то неподалёку затрещали ветки, всё ближе и ближе — на открытую полянку выскочило двуногое чудовище, раз в три выше меня, и оскалила зубы. «Тиранозавр, — ужаснулся я. — Страшный враг всех наземных животных. Но он должен появиться позже. Хотя бы лет так через миллионов сорок». Но раздумывать было некогда. Хищно прищурив глаз, тварь бросилась на меня. Быстро сорвав с плеча ружьё я прицелился... и тут только заметил, что в руках у меня не ружьё, а сачок. Ещё сегодня я ловил им бабочек, а сейчас меня самого, как насекомое, поймают. Вот ещё один шаг могучих лап, хищник хватает меня передней конечностью за руку... — А-а-а-а, — бьёт мой крик в верхушки деревьев. Разевается страшная пасть и Митиным голосом кричит: — Сергей, Сергей, что с тобой, а? Проснись, Серёженька! Открываю глаза. Надо мной склонился с фонариком Митька, сжимая рукой мой локоть. — Тебе что, снилось что-то страшное? — Ничего мне не снилось, — ответил сердито. — Отпусти руку, чего ты вцепился в неё своими пальцами. — Ну, прости! Тебе больно, да? — Совсем мне не больно. Это всё твои чтения глупостей вслух. Кончил уже? — Кончил. Ну не сердись. Уже ложусь. Он выключил фонарик и лёг рядом: — Спокойной ночи. — Ничего себе, спокойная ночь, — ответил я. — Почти умер от страха от твоего чтения.
Спали мы без приключений.
Глава IX Тайна лесного озера.
После того случая Митьказавр больше не появлялся. — Может, он утонул, — высказал я предположение, но Митька на меня так посмотрел, что я в тот же миг проникся верой в вечное существование этого животного.В нашей жизни никаких изменений не произошло. Мы, как и раньше, сидели за книгами, доказывали друг другу свою точку зрения и почти ежедневно ночевали в шалаше. У Фа-диез исчез тромбон, и завклубом оплакивал его исчезновение, будто пропала его родной ребёнок. Поговаривали, что это расстарался кто-то из доведённых до отчаяния соседей. Однако через два дня тромбон нашёлся: висел прямо на жерди. Радости Фа-диезовской не было предела. С тех пор он играл с ещё большим вдохновением, но уже при закрытых дверях и окнах. Митькина бабушка не могла нами нахвалиться. — Ну и внучки у меня, — говорила она. — Тихие, смирные, послушные, усидчивые. А книги как любят! Чего родители на них жалуются — не понимаю. Это же счастье — таких детишек иметь. — Ужас, — сказал как-то Митька. — Если бы наша Ирина Семёновна узнала, как мы здесь зубрим её предмет, она, пожалуй, на три года вперёд поставила нам пятёрки. Ну никогда не мог подумать, что вместо летнего отдыха мы устроим себе ещё одну четверть. — А ты ничего не заметил? — прищурил я глаза. — А что именно? — А то, что впервые ты назвал нашу ботаничку Ириной Семеновка, — ехидно заметил я. — Верно, — засмеялся он.
Дни проходили. Время было собираться домой. — А что, если бы мы его действительно увидели? — как-то спросил я. Мы сидели у нашего куреня и смотрели, как ночь приходит в лес. — Надо было бы попробовать его поймать, — решительно ответил Митя. — Скорее оно тебя поймает. — Тогда хотя бы сфотографировать. — Это уже я слышал. А потом? — Потом сдать фотографию в Академию наук с описанием всех наших приключений. Классифицировать его — по фотографии это нетрудно. Вот было бы открытие! Ведь не каждый день ловят животных, которых считают давно вымершими. Подумай — вымершими десятки миллионов лет назад.