Даринды Джонс «Четвертая могила у меня под ногами» / « Fourth Grave Beneath My Feet» by Darynda Jones!   

Глава 1

В жизни можно быть уверенным только в двух вещах. Угадайте, какая из них я.

Чарли Дэвидсон, ангел смерти

Я смотрела канал «Магазин на диване» со своей мертвой бабушкой Лиллиан и раздумывала, какой была бы моя жизнь, если бы я только что в один присест не слопала целую упаковку шоколадного мороженого с кусочками шоколада и шоколадным пудингом под названием «Шоколадная терапия»  (1), припивая его мокко латте. Наверняка ничего бы не изменилось, зато есть о чем подумать.

Стояло позднее утро. Солнце, пробивавшееся сквозь жалюзи, обложило меня яркими полосками, отчего создавалось крутейшее впечатление киношки в жанре нуар. Поскольку жизнь моя с недавних пор круто свернула на темную сторону, нуар подходил как нельзя кстати. И подходил бы даже больше, не будь на мне пижамных штанов с кадрами из «Звездных войн» и блестящей майки, гордо провозглашающей, что «Земные девушки легкодоступны». Однако этим утром у меня не было сил переодеться во что-то более уместное. Уже несколько недель мы с апатией соседи. Плюс у меня в какой-то степени развилась агорафобия. С тех самых пор, как меня пытал человек по имени Эрл.

И это полный абзац.

Пытки, не имя.

Меня же зовут Шарлотта Дэвидсон, но большинство людей называют меня Чарли.

- Можно с тобой поговорить, сладкая тыковка?

Или сладкая тыковка. Вместе с сотней других ласкательных имен, включающих весь осенний урожай, которыми постоянно называет меня бабушка Лиллиан. Бабуля Лил умерла примерно в шестидесятых, и вижу я ее потому, что родилась ангелом смерти. А это, в свою очередь, означает три вещи. Во-первых, я могу общаться с мертвецами – то есть с умершими, которые не перешли сразу после смерти, – и, как правило, общаюсь с ними ежедневно. Во-вторых, для обитателей призрачного измерения я супермегаяркая, и упомянутые мертвецы могут увидеть меня из любой точки мира. Когда они чувствуют, что готовы, то могут перейти через меня. И это подводит к пункту три: я – портал между землей и тем, что многие называют раем.

К этому короткому списку есть кое-какие дополнения, включая и то, чего я еще сама о себе не знаю, но указанное составляет суть моей основной работы. За которую, кстати, мне никто не платит. Поэтому официально я работаю частным детективом, но это тоже не помогает оплачивать счета. По крайней мере в последнее время.

Я откинула голову на спинку дивана, чтобы посмотреть на бабушку Лил. Вообще-то, она моя двоюродная бабушка по папиной линии. На вид – худая пожилая женщина с добрыми серыми глазами и бледно-голубыми волосами. На ней был обычный ее наряд, потому что мертвые редко переодеваются: кожаный жилет поверх цветастого гавайского платья и хипповские бусы. В общем, прикид сам по себе подсказывал, что из жизни она ушла в шестидесятых. А еще у нее любящая улыбка, демонстрирующая нехватку зубов, но я только еще больше ее за это люблю. Есть у меня такой пунктик – я неравнодушна к сумасшедшим. Уж не знаю, откуда взялось это необъятное гавайское платье. Сама бабушка Лиллиан тоненькая, как тростинка, и в нем выглядит как жердь с обвисшей вокруг палаткой, но кто я такая, чтобы возражать?

- Конечно, можно, ба.

Я попыталась выпрямиться, но в голове вертелась назойливая мысль – любое движение потребует усилий. Я просидела то на одном, то на другом диване уже два месяца, приходя в себя после пыток. Вдруг я вспомнила, что сейчас покажут посуду, рекламу которой я жду все утро. Конечно же, бабушка Лиллиан поймет. Пока она не начала говорить, я подняла палец и попросила:

- А может разговор подождать, пока не закончится реклама посуды с керамическим покрытием? Я ее очень жду. И она с покрытием. Керамическим.

- Ты ж не готовишь.

Бабушка Лил права.

- Ладненько, что стряслось? – Я сложила накрест ноги в пушистых тапочках с кроликами на журнальный столик.

- Даже не знаю, как сказать. – Она глубоко вздохнула, и голубоволосая голова поникла.

Наплевав на усилия, которые для этого потребовались, я беспокойно выпрямилась.

- Ба?

Она печально опустила голову еще ниже.

- Мне… мне кажется, я умерла.

Я моргнула. Уставилась на нее. Потом снова моргнула.

- Понимаю. – Бабушка Лил смачно шмыгнула носом в широченный рукав своего платья, и беззвучно сдвинулись бусы братской любви. В смерти неодушевленные предметы хранят зловещую тишину. Вроде как мимы. Или как тот крик, который испустил Аль Пачино в фильме «Крестный отец 3», когда на ступеньках умерла его дочь. – Знаю-знаю, - утешительно похлопала меня по плечу бабуля Лил, - переварить такое непросто.

Умерла бабушка Лиллиан задолго до того, как родилась я, но я понятия не имела, знает она об этом или нет. Многим призракам даже невдомек. Вот почему я никогда не заикалась при ней об этом. Год за годом она по утрам варила мне несуществующий кофе и жарила невидимые яйца, а потом снова пускалась в очередное приключение. Бабушка Лил по-прежнему вела свою разгульную жизнь. В смысле путешествовала по миру. И редко надолго оставалась в одном и том же месте. Что само по себе очень неплохо. Иначе не видать мне по утрам настоящего кофе. И не только по утрам, а и все те двенадцать раз за день, когда мне кровь из носа необходим кофеин. Будь она чаще рядом, у меня бы наблюдалась постоянная кофеиновая ломка. И страшные мигрени.

Быть может, теперь, когда она сама все выяснила, я смогу объясниться с ней по поводу кофе.

Обстоятельств ее смерти никто доподлинно не знал, поэтому я не могла не спросить:

- Ты знаешь, как умерла? Что произошло?

В нашей семье ходили слухи, что бабушка Лиллиан умерла в коммуне хиппи в Мадриде на подъеме «цветочной революции». До этого она действительно вела жизнь путешественницы. Летом ездила в Южную Америку и Европу, а зимой – в Африку и Австралию. И даже после смерти не