черт знает что! Новые данные, грубо говоря, на двадцать миллигалей меньше, чем следовало бы.

— На двадцать! Но в этом случае порода много легче, чем мы предполагали. Что-то вроде…

— Соли! — перебил Тафер. — Не предложишь ли ты клиенту вместо цементного завода открыть соляные копи?

Бретон сунул сигарету в рот и закурил, спрашивая себя, почему судьба выбрала именно этот вечер, чтобы пустить все под откос.

— Покушайте, Карл! Тут могут быть два объяснения. Первое вы уже упомянули: известняк, который, как нам твердо известно, пролегает под этим участком, внезапно преобразился в соль. Это мы, естественно, сразу отбросим. Значит оба наших гравиметра внезапно разрегулировались. Верно?

— Как будто, — устало сказал Тафер.

— Завтра мы возьмем напрокат новые инструменты и сделаем контрольные замеры.

— Я думал, что вы примете именно это решение. А знаете, Джон, сколько я сегодня исходил миль? У меня такое ощущение, точно я пересек всю Монтану.

— В следующий раз я пойду вместе с вами, — пообещал Бретон. — Мне надо поразмяться. Увидимся утром. Карл.

— Угу… Джон, вы не упомянули третьего возможного объяснения.

— А именно?

— Со вчерашнего дня сила тяготения изменилась.

— Отдохните, Карл. Даже ваши шутки позевывают.

Бретон положил трубку и одобрительно улыбнулся: маленький геолог никогда не позволял себе расстраиваться или поддаваться тревоге. Телефонный псих, нарвавшись на Тафера, расквасил бы нос о непробиваемый щит его трезвой практичности… Однако в данном случае ему некого было подозревать, кроме Тафера. Правда, его шутки обычно смахивали на школьные розыгрыши, однако года за два до этого Тафер потратил долларов пятнадцать из своего кармана на бензин: несколько дней он приносил с собой полную канистру и тайком выливал бензин в бак машины сторожа. Позже Тафер объяснил, что его интересовало, как сторож отнесется к тому факту, что его машина словно бы производит бензин, а не расходует его. Нет ли тут сходства с «ты живешь с моей женой вот уже почти девять лет»? Бретон не мог придти ни к какому выводу. Он зашагал назад по горчичного цвета дорожке, машинально при каждом шаге касаясь стены костяшками пальцев, чтобы снимать излишек статического электричества.

Кэт даже не посмотрела на него, когда он вошел в комнату, и Бретону стало совестно за свой недавний сарказм.

— Звонил Карл, — объяснил он. — Засиделся за работой.

Она кивнула с полным равнодушием, и ощущение виноватости мгновенно исчезло, сменившись злостью: даже при посторонних она не потрудилась сделать вид, что интересуется его делами. «Давай, Кэт! — подумал он с яростью. — Ни на секунду не поддавайся! Живи на мои деньги, но считай себя вправе презирать мою работу и всех, кто имеет к ней отношение!»

Бретон угрюмо уставился на жену и обоих Палфри, которые теперь просматривали листы, исписанные Мириам, и вдруг обнаружил, что пошатывается. Он взял свой бокал, допил его одним духом и налил себе еще. «Я проглатываю и проглатываю ее штучки… — На поверхности его сознания стали складываться старые привычные конфигурации жаркой злобы. — Но сколько терпения можно требовать от человека? Моя жена с утра до ночи жалуется, что я слишком много времени провожу в конторе, но стоит мне освободить вечер — и нате пожалуйста! Псевдоспириты и очередная доза ее подлого равнодушия… Только подумать, что я плакал — да-да, плакал! — от облегчения, что с ней ничего не случилось в ту ночь, когда ее нашли с кусочками мозга Шпиделя у нее в волосах. Тогда я этого не знал, но Шпидель пытался оказать мне услугу. Теперь я это знаю. Если бы я только мог…»

Бретон с тревогой оборвал эту мысль, осознав, что провоцирует переход.

Но было уже поздно.

Не уменьшаясь, пригашенные оранжевые светильники и каменный, скрепленный белой известью камин гостиной начали отступать на планетарные, звездные галактические расстояния. Он попытался заговорить, но прозрачный настил языка скользил по поверхности реальности — существительные лишались смысла, рвались связи подлежащего и сказуемого. Комната претерпевала немыслимые изменения, его мучительно бросало от одного смутного полюса к другому. Обернувшееся к нему лицо — бледное смазанное пятно. Мужчина или женщина? Неуклюже, беспомощно срываемся мы в пропасть…

Бретон опустил крышку капота с таким бешенством, что большой «бьюик» дернулся, как испуганный зверь, приседая на сверкающие задние лапы. В его темной глубине ждала Кэт, застыв с кротостью Мадонны. И оттого, что она не выразила никакого чувства, его собственная ярость вырвалась наружу.

— Аккумулятор сел. Все ясно. Мы не поедем.

— Глупости, Джек. — Кэт вышла из машины. — Мегайры нас ждут. Вызовем такси.

Вечернее платье было плохой защитой от ночного ветра на исходе октября, и с видом отчаявшегося достоинства она закуталась в накидку.

— К черту твою рассудительность, Кэт! Мы уже опаздываем на час, и с такими руками я на вечеринке не появлюсь. Мы возвращаемся домой.

— Ребячество, и ничего больше.

— Благодарю тебя. — Бретон запер машину, в раздражении оставив темные отпечатки пальцев на светлой краске. — Пошли!

— Я поеду к Мегайрам, — сказала Кэт. — А ты можешь отправляться домой и кукситься там, сколько душе угодно.

— Не говори глупости. Ты не можешь добираться туда одна.

— Могу. И могу вернуться одна. Как-то я обходилась все годы, пока не познакомилась с тобой.

— Я знаю, у тебя есть опыт, милочка, однако у меня хватало такта не упоминать об этом, только и всего.

— Прими мою благодарность. Ну, во всяком случае, сегодня ты будешь избавлен от неприятной необходимости показываться со мной на людях.

Распознав ноту безнадежности в ее голосе, Бретон испытал приступ злорадства.

— И как же ты намерена добираться туда? Ты взяла с собой деньги?

Она замялась, а потом протянула руку:

— Дай мне денег на такси, Джек.

— И не надейся. Я ведь ребячлив, ты еще не забыла? Мы возвращаемся домой. — Несколько секунд он смаковал ее беспомощность, отплачивая за собственную жестокость, и тут же все рассыпалось. «Мерзко, — подумал он. — Даже для меня. Ну, приеду на вечеринку с опозданием, весь чумазый. Нормальный человек обратил бы все в цирковой номер. Пусть попросит еще раз, я уступлю, и мы отправимся туда».

Но Кэт произнесла только одно короткое слово, больно его задевшее, и пошла по тротуару мимо сверкающих витрин. В серебряной накидке, туго стянутой поверх легкого платья, в туфлях на шпильках, отчего стройные ноги казались еще длиннее и стройнее, она выглядела, как идеализированный киновариант любовницы гангстера. На миг он увидел ее