правильно запоминать их имена. Предпринимая сверхъестественные усилия, чтобы выйти из сложного положения, она прибавила:

— Моя дочь Руфь.

Девушка, стоявшая перед Пуаро, тоже была высокая и темноволосая, но совершенно другого типа. В отличие от размытых, неясных черт лица леди Шевени-Гор, у нее был точеный, почти орлиный нос и четкая линия подбородка. Черные волосы падали на плечи огромной волной мелких кудрей. Лицо же было настолько чистым и румяным, что почти не требовало косметики.

Эркюль Пуаро решил, что это одна из самых очаровательных девушек, которых он когда-либо встречал. Кроме того, он понял, что она не только красива, но и умна, и угадал важные черты ее характера — гордость и своенравие. Она заговорила, слегка растягивая слова, и Пуаро удивился некоторой неестественности ее голоса.

— Как это здорово, — произнесла она, — принимать у себя мсье Эркюля Пуаро! Видимо, старик решил преподнести нам небольшой сюрприз.

— Так вы не знали, что я должен приехать, мадемуазель? — быстро спросил он.

— Даже не подозревала. Но, раз так, придется забрать мою книгу для автографов только после ужина.

Из холла донеслись звуки гонга, дворецкий распахнул двери и объявил:

— Кушать подано.

Но до того, как прозвучало последнее слово — «подано», произошло нечто удивительное. Домашнее официальное лицо превратилось, пусть всего лишь на мгновение, в до крайности изумленного человека… Превращение произошло так быстро, а маска вышколенного слуги так скоро опять появилась на его лице, что тот, кто в эту минуту не смотрел на дворецкого, ничего не заметил.

Однако Пуаро смотрел и удивился.

Дворецкий замешкался в дверях. Хотя лицо его снова, как и положено, стало бесстрастным, в позе сохранилось некое напряжение.

Леди Шевени-Гор неуверенно проговорила:

— О Боже… это более, чем странно. Нет, в самом деле, я… как же быть?

Руфь обратилась к Пуаро:

— Это невероятное замешательство, мсье Пуаро, вызвано тем, что мой отец впервые, по крайней мере за последние двадцать лет, опаздывает к ужину.

— Это более, чем странно… — запричитала леди Шевени-Гор. — Жерваз никогда…

К ней подошел пожилой мужчина с отменной военной выправкой. Он добродушно посмеивался.

— Милый старик Жерваз! Наконец-то опоздал! Точность — вежливость королей. Клянусь честью, мы ему это попомним. Право, не чужды же и ему человеческие слабости?

Леди Шевени-Гор сказала тихо и озадаченно:

— Но Жерваз никогда не опаздывает.

Всеобщее замешательство, вызванное этим незначительным осложнением, выглядело нелепым, почти смешным. И все же Эркюлю Пуаро оно таковым не показалось… За этим замешательством он разглядел тревогу, а быть может, даже мрачные предчувствия. Он тоже был удивлен тем, что Жерваз Шевени-Гор не вышел встретить гостя, которого пригласил столь странным образом.

Между тем стало очевидно, что никто толком не знает, как вести себя дальше. Возникла непривычная ситуация, обнаружившая общую беспомощность. Наконец леди Шевени-Гор взяла инициативу в свои руки, если можно так назвать ее действия. В самом деле, поведение дамы было в высшей степени странным.

— Снелл, — сказала она, — а ваш хозяин?.. — Она не договорила, только выжидающе посмотрела на дворецкого.

Снелл, привыкший к ее манере изъясняться, сразу ответил на этот весьма неконкретный вопрос:

— Сэр Жерваз без пяти минут восемь спустился вниз и сразу прошел в кабинет, миледи.

— A-а, понятно… — Ее рот оставался открытым, а взгляд отсутствующим. — Как вы думаете… то есть… он слышал гонг?

— Я думаю, он должен был его слышать, миледи, ведь гонг — прямо у двери в кабинет. Я, разумеется, не знал, что сэр Жерваз все еще в кабинете, иначе я бы сообщил ему, что ужин готов. Мне сделать это сейчас, миледи?

Леди Шевени-Гор ухватилась за его предложение с заметным облегчением.

— Да, благодарю вас, Снелл. Пожалуйста, сообщите ему. Да, конечно.

Когда дворецкий вышел из комнаты, она сказала:

— Снелл — просто сокровище. Я полностью доверяю ему. Просто не знаю, что бы я делала без Снелла.

Кто-то что-то пробормотал в подтверждение ее слов, но никто не заговорил. Эркюль Пуаро стал пристально разглядывать присутствующих и заметил, как сильно они возбуждены. Он переводил взгляд с одного на другого, словно составлял список. Двое пожилых мужчин: один — по виду военный, второй — худощавый, убеленный сединами, с плотно сжатыми губами, очевидно юрист. Двое молодых людей, очень непохожих друг на друга. Один с усами, сдержанно высокомерный, вероятно племянник сэра Жерваза, тот, что учится в Оксфорде. Другого — с зачесанными назад лоснящимися волосами и явно хорошими манерами — он причислил к более низкому сословию. Затем невысокая женщина средних лет, с умными глазами, в пенсне, и девушка с огненно-рыжими волосами.

В дверях опять появился Снелл. Манеры его были безупречны, но под внешним лоском угадывалось обычное человеческое волнение.

— Прошу простить, миледи, но дверь в кабинет заперта.

— Заперта? — встревоженно и возбужденно переспросил молодой мужской голос. Это заговорил симпатичный молодой человек с прилизанными волосами. Он продолжил, выходя вперед: — Мне пойти посмотреть?..

Но Эркюль Пуаро очень тактично принял командование на себя. И сделал это настолько естественно, что никому не показалось странным поведение незнакомца, который, едва успев приехать, уже отдает приказания.

— Пойдемте, — сказал он. — Пройдем в кабинет.

Затем обратился к Снеллу:

— Будьте любезны, проводите нас.

Снелл повиновался. Следом за ним шел Пуаро, а потом, толпой, все остальные.

Они прошли через огромный холл, мимо большой разветвляющейся лестницы, мимо огромных старинных напольных часов и ниши в стене, где стоял гонг, и по узкому коридору подошли к двери в самом конце его.

Здесь Пуаро обогнал Снелла и осторожно подергал за ручку. Ручка повернулась, но дверь не открылась. Пуаро тихо постучал в нее костяшками пальцев. Потом громче, еще громче. Наконец опустился на колени и приник глазом к замочной скважине. Через некоторое время он медленно поднялся и обернулся. Лицо его стало суровым.

— Господа! — произнес Пуаро. — Надо сейчас же выломать дверь!

Под его руководством двое молодых людей, высокие, крепкого сложения, навалились на дверь. Но задача оказалась нелегкой. Двери в Хэмборо-Клоус были сделаны на совесть. Наконец замок не выдержал, раздался звук треснувшего, расщепившегося дерева, и дверь распахнулась.

В кабинете горел свет. Слева от двери стоял большой письменный стол