препятствие к дальнейшему пониманию…
* * *
Камера была выложена белым кафелем до высоты плеч и выкрашена блестящей белой краской выше. Запах дезинфекции словно стальной проволокой продирал носоглотку. Смутно ощущая, что надо взять максимум приятного от имеющегося, Роббо присел на белый фаянсовый унитаз и тщательно вымыл руки в раковине (холодная вода не смогла удалить акриловые пятна), прежде чем улечься ждать. Значит, по-настоящему они не смогут к нему придраться. Они только оштрафуют его по какому-нибудь глупому обвинению в вандализме, и он может случайно упасть с нескольких пролетов лестницы, прежде чем дело дойдет до суда в магистратуре… и даже сейчас жесткая койка ловит его разнообразные опухшие от побоев места. Но по большому счету он в полном порядке. И они это понимают. Они понимают, но почему-то их это не волнует, правда? И тогда он вдруг вообразил, как они будут улыбаться: «Мы не выдвигаем обвинений», и «Сюда, сэр», и «Не забудьте свои вещи». Дверь откроется и, догадайтесь, что он увидит за нею? Глупости. Они так не могут. Это только предположение. Время шло. Конец легко было вообразить. Он так часто видел его в свои линзы, этот длинный птичий профиль, срезанный под углом и зубчато собранный заново: салями из попугая. Он виднелся на стенах, окнах и плакатах, он отблескивал красным и терял свой свет в оранжевом фонарном свете, он виднелся в глазах мертвого полисмена. Казалось, теперь этот профиль парит за его закрытыми веками. Он открыл глаза и уставился на высокий потолок, весь в пятнах и безымянных кляксах, оставленных усилиями прошлых постояльцев. Если воображаешь, как соединяются точки, то образы начинают строиться сами, словно картинки зодиака. И через какое-то время один определенный образ угрожает войти в явный фокус… Он прикусил губу, находя убежище в короткой ярко-белой вспышке боли. Птица сидела в нем. И они это знали. Даже со своей защитой он глядел слишком долго, под слишком многими углами, он глядел в бездну. Он заражен. Роббо обнаружил, что молотит в тяжелую металлическую дверь, окровавив руки. Бесполезно, потому что как нет определенного преступления, которое ему можно приписать, так нет и хороших медицинских резонов, по которым недружелюбная полиция может предложить ему массивную, затуманивающую память дозу алкоголя. Снова распростершись на койке, он боролся за свою жизнь. Попугай настиг его в серые часы утра, пригладив свои фрактальные перья, медленно войдя в фокус, как словно после вспышки в фильме, пока в конце концов перед его мысленным взглядом не возник знакомый образ и… подмигнул.Гужов Е., перевод