Альфред Нойман «Дьявол»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Немецкий писатель Альфред Нойман (1894–1952) своими лучшими произведениями вполне вписывается в «золотые двадцатые годы» германоязычной литературы.

То было время, когда, опомнившись от ужасов минувшей войны и разрухи, сойдя с «мертвой точки», все области культуры и искусства молодой Веймарской республики охватил необыкновенный подъем. Высшая школа строительного искусства — «Баухауз» создала новый стиль в архитектуре, на многие десятилетия пленивший мир; немецкие экспрессионисты в живописи успешно соревновались со своими французскими собратьями, прежде не знавшими соперников; драмы Барлаха и Брехта смело прокладывали путь в будущее театра, давая, по выражению критика, «высокое профессиональное освоение современного материала». Поиск и претворение нового становились всеобщими.

Нет ничего удивительного, что именно в это время успешно развивался, достигая небывалых высот, и новый исторический роман. История — близкая и далекая, своя и чужая, но преподносимая в необычном ракурсе, с учетом достижений современной науки, вызывала жадный интерес читателя и создавала популярность авторам, для многих из которых историческая тематика отнюдь не являлась определяющей. Достаточно напомнить, что роман Э. М. Ремарка «На западном фронте без перемен», вышедший в 1928 г., стал подлинным бестселлером первой половины XX в. и выдержал восьмимиллионные тиражи. В эти годы в Германии появился термин «воинствующий гуманизм», применяемый обычно к произведениям, выявляющим борьбу темных и светлых начал на историческом и историко-биографическом материале. Непревзойденным мастером этого жанра станет австрийский писатель Стефан Цвейг, уже успевший создать своего бессмертного «Фуше» (1929) и подготовивший «Марию-Антуанетту», вышедшую в начале следующего десятилетия и ставшую известной русскому читателю лишь совсем недавно. В Германии в «золотые двадцатые годы» над историческим материалом успешно работали Э. Людвиг, давший «Наполеона» (1925), «Бисмарка» (1926) и «Вильгельма II» (1926), и Л. Фейхтвангер, опубликовавший «Безобразную герцогиню» (1923) и «Еврея Зюсса» (1925). Нельзя не отметить, что именно Фейхтвангер, чьи главные исторические эпопеи ожидало будущее, теперь создал весьма инструктивное эссе «О смысле и бессмыслии исторического романа».

Писатель, который нас занимает, не принадлежал к корифеям своего времени. Из его литературного наследия могут быть выделены всего два исторических романа, написанные в эти годы: «Дьявол» (1926) и «Мятежники» (1927). Первый из этих романов был принят публикой с большим интересом, переведен на многие языки (в том числе и на русский — издание 1940 г.) и сделал автора известным. Второй исторический роман Ноймана не имел подобного успеха, хотя и не остался незамеченным. А дальше… Дальше «золотые двадцатые годы» сменились «черными тридцатыми», когда гитлеровский райх сжигал на кострах лучшие произведения литературы, а их создателей обрекал на изгнание и забвение. Дальше начались эмиграция, переезд из страны в страну, заботы о куске хлеба. Правда, именно в тридцатые годы талант некоторых писателей-историков достиг предельных высот. Это можно смело сказать о тех же С. Цвейге и Л. Фейхтвангере, которые зачастую в своих исторических романах и эссе под видом прошлого клеймили безрадостное настоящее (достаточно вспомнить хотя бы «Лже-Нерона» Фейхтвангера). С Нойманом ничего подобного не произошло. «Дьявол» и впредь продолжал оставаться вершиной его творчества. Этому способствовали две причины: эпоха, выбранная автором для его первого исторического романа, и «психологический» метод истолкования и подачи материала, в то время начинавший входить в моду. К методу мы вернемся позднее, сейчас же остановимся на эпохе, событиях и людях, фигурирующих в романе.

Избравший для повествования прошлое чужой страны, Нойман отнесся к нему с вниманием, далеким от дилетантизма. Он с подобающей серьезностью взялся за исторические источники, глубоко проник в их содержание, широко используя, в частности, известные «Мемуары» Филиппа Коммина (недавно благодаря переводу на русский язык ставшие доступными и нашему читателю). Однако, как и всякий художник, он обращался с данными источников весьма вольно: многое отбрасывал, додумывал, переставлял, переиначивал. Кроме того, он исходил из представления, что элементарные исторические сведения читателю известны (что, к сожалению, не всегда соответствует истине). Наконец, занятый своей концепцией, он не стремился дать общую оценку изображаемому отрезку истории. Между тем, не зная общей характеристики эпохи, читатель не сможет разобраться и в частностях, проследить и понять историческую закономерность событий — недоучитывать этого никак нельзя.

XV век — время необычное, полное драматических коллизий, которые будоражили общество, время великого перелома, во многом определившее становление современной Франции. То был весьма впечатляющий эпилог средневековья и пролог нового времени. Феодальную раздробленность сменяла национальная консолидация, исчезало многообразие ленов, слабосильного сюзерена вытеснял абсолютный монарх. И первым из числа подобных монархов обновленной Франции (во многом способствовавших этому обновлению) стал король Людовик XI (1461–1483) — центральный персонаж романа.

Началу его царствования сопутствовали весьма сложные обстоятельства — процесс консолидации (как во все времена и у всех народов) был прерывистым и драматичным. Совсем незадолго до этого (в 1453 г.) закончилась Столетняя война с англичанами, сопровождавшаяся разорением страны и разгулом феодальной вольницы, едва не руинировавшей многострадальное Французское королевство. Владетельные сеньоры, возглавляемые близким родственником царствующей династии Валуа, герцогом Филиппом Бургундским, составили клику, продолжавшую и после окончания войны угрожать королю-победителю Карлу VII (отцу Людовика XI) — слабому и недалекому монарху, в недавнее время трусливо предавшему свою спасительницу — Жанну д’Арк. В снова начавшейся борьбе на стороне врагов короля оказался и сам наследник престола. Следует отметить, что рожденный и воспитывавшийся в обстановке постоянных интриг и вероломства юный Людовик, обладавший живым характером, пытливым умом, наблюдательностью и редким упорством, как губка вбирал в себя все окружавшее и делал немедленные выводы. С детских лет познав цену «феодальной верности», свидетель бесчисленных ложных клятв, завершавшихся предательством, он рано усвоил и навсегда сохранил в себе лицемерие и неразборчивость в