Литвек - электронная библиотека >> Раиса Давыдовна Орлова >> Биографии и Мемуары >> Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне >> страница 2

«Джорнел оф коммерс», Нью-Йорк, 21 ноября 1859 года:

«Повесить фанатика — значит превратить его в мученика и воодушевить его последователей. Лучше заключить этих субъектов в тюрьму и сделать из них жалких уголовников. При настоящем положении дел в стране второй путь, разумеется, мудрее. Чудовища мятежа, как гидра, многоглавы, и если рубишь одну голову, то лишь способствуешь возникновению новых…»


Генри Торо, из речи в Конкорде:

«…Браун считал, что человек имеет право насильно отнять раба у рабовладельца. Я с ним согласен… Тысячу восемьсот лет тому назад распяли Христа. Теперь, быть может, повесят капитана Брауна. Это два конца одной цепи…

Я предвижу то время, когда не надо будет больше отправляться за сюжетами в Рим, когда американские художники воссоздадут его облик и поэты воспоют его, историки расскажут о его жизни; и вместе с высадкой первых поселенцев и с Декларацией независимости это станет украшением галереи в том будущем, когда по крайней мере нынешняя форма рабства перестанет существовать. Тогда мы будем свободно оплакивать капитана Брауна. Тогда, и только тогда, мы отомстим…»


Прошло уже полчаса. Но что это значит рядом с вечностью? Теперь он точно знает, когда представит отчет Великому Старому Джентльмену. Сколько близких уже там — мать, отец, дети… Как там, среди миллионов праведных, находят друг друга? Впрочем, в ином мире спешить некуда, забот нет — ни о себе, ни о других.

А здесь надо спешить. Как всегда. Здесь он еще в бою. Здесь он еще нужен. Мэри и дети будут сильно горевать. Как им жить дальше? На хлеб и то, должно быть, не хватит…

Прокурору Хантеру придется труднее: страшно умирать тем, кого ждут адские муки. Самые тяжкие земные беды — цепи, тюрьмы, даже рабство — все лучше, чем вечный огонь, стенания, скрежет зубовный и вой ликующих дьяволов. Им-то и достанется Эндрью Хантер в своей крахмальной рубашке с атласным галстуком. И тот краснорожий, который захлопал в ладоши сразу, как только судья прочитал приговор. Решили отнять у человека жизнь, а он радуется. Но его сразу одернули. В зале — ни звука. Мертвая тишина.

Померещилось или там действительно был Томас Рассел и кивнул ему? Жаль, что Рассел не успел стать его защитником.

Зал наполняли враги, сторонники рабства, они еще надеются когда-нибудь приобрести плантацию с неграми и просто не допускают мысли, что черные могут быть уравнены с белыми. Таких больше всего. Невежественные, неразумные люди. С ними он воевал в Канзасе, они стреляли в Харперс-Ферри. Они — солдаты вражеской армии, которая нанесла ему поражение.


«Де Бау ревью», Новый Орлеан, ноябрь, 1859 года:

«…Мира нет и быть не может!.. Харперс-Ферри — первый акт великой трагедии… отряд Брауна — авангард большой армии, которая уже перешла наши границы и намерена поработить нас…»


Джордж Чивер, из проповеди в церкви Нью-Йорка:

«Это событие должно открыть глаза людям… Либо рабство абсолютно правомерно, либо оно — абсолютное зло… Рабы либо священная собственность, либо дьявольский разбой. Если рабство безбожно, то основанное на нем правительство, издающее законы о защите рабства, — бесконечно жестокое зло, оно не только превращает свободных людей в рабов, но и своих собственных граждан в негодяев… И для такого греха не может быть оправдания… Если для поражения зла требуется свергнуть правительство… то, чем скорее это произойдет, тем лучше… Уничтожение трех тысяч рабовладельцев меньшее зло, чем невыносимые страдания трех миллионов человек под их ярмом…»


«Патриот», Джорджия, 28 октября 1859 года:

«Единый Юг говорит: пусть Брауна повесят».


«Кларк Джорнал», Виргиния, 29 октября 1859 года:

«Уже пролилась кровь за кровь, причем больше их крови, чем нашей… Что будет полезнее — продолжать кровопролитие, пока есть кого убивать, или сейчас лучше остановиться на пожизненном заключении? Мы стоим за второй путь и обязаны заявить об этом открыто, даже если рискуем тем, что все подписчики откажутся от нашей газеты, — а такие угрозы уже раздавались… Если эту нашу позицию расцепят как измену, ну что ж, мы также готовы к смерти за свои убеждения, как и старый Джон Браун. Однако… как все это будет выглядеть в глазах мира, не поддерживающего рабовладение?»


Из секретного доклада русского посланника в США Стекля князю Горчакову, министру иностранных дел:

«…Сенсация, которую вызвало это дело, усиливается с каждым днем… Во всяком случае, весьма сомнительно, что этот взрыв был акцией нескольких отдельных лиц, толкаемых фанатизмом, акцией тех беспокойных умов, которые столь характерны для американцев…»


«Виг», Виргиния, 27 октября 1859 года:

«Штат Виргиния, как и весь Юг, готов принять все последствия казни старого Брауна и его сообщников. Старый Браун должен быть повешен, даже если эта казнь превратит всех северян в яростную армию вторжения! Таков суровый и неопровержимый вердикт не только властей штата Виргиния, но и народа Виргинии — и никто, ни один человек против этого не протестует…»


«Йомен», Кентукки, 30 октября 1859 года:

«Если старый Джон Браун будет казнен, тысячи людей захотят омочить свои платки в его крови… реликвии мученика торжественно провезут по всем штатам Севера… Подумайте о позоре, который падет на Виргинию, раз ее безопасность может быть сохранена, если повесить только одного старого, храброго, дурного человека…»


Враги победили его пулями и штыками, потому что их было больше. И теперь удавят его веревкой, потому что у них власть, они сильнее. Но его слов им не удержать, как бы они ни старались. Слона его полетят дальше, чем снаряды, чем пули.

И виселица им не поможет. Ослепленные ненавистью, они думают, что петлей заставят его замолчать навсегда… А на самом деле эшафот — высочайшая трибуна, повыше сената. Слово, прозвучавшее с эшафота, слово мученика за правду становится бессмертным…

Прокурор думал, что Браун испугается, будет дрожать, хныкать. А он смеется над ними, жалкими слугами сатаны, мучителями черных рабов. И он еще их заставит пугаться, дрожать и выть от страха. Его слово, его правда лишь стиснуты стенами этой тюрьмы, сжаты, как пружины, но не задавлены, нет. Теперь он выпустит эти слова, и они будут разить…

Как звали того чудака в Огайо, который все мастерил вечный двигатель из проволоки, все жаловался, что не находит достаточно