сооружали здания и воздвигали статуи, разводили роскошные сады, где пели фонтаны и им вторили флейты. Здесь были собраны все богатства, которыми владел клан, и все самое дорогое, что приобреталось у заезжих купцов: картины, драгоценности, тканые изделия, книги. Здесь хранились драгоценнейшие реликвии — Меч, на Котором Держался Мост, Чаша Амарао, Черепа Семи Героев, Ручная Мельница Гоо–Целителя.

Но сейчас…

Подойдя, Йеввл с трудом узнала засыпанную снегом террасу. Многие статуи разрушены морозом. Одни скульптуры упали, другие стояли заброшенные, словно раненые деревья. Наверное, после того как умерли или ушли последние сторожа, охранявшие строение, все здесь пришло в упадок; огонь в каминах погас, а со вкусом обставленные дома превратились в руины. Теперь, когда деревянная ограда разрушилась, арка, ведущая к гробнице, выглядит устрашающе обнаженной…

Всадники свернули на дорогу, ведущую к гробнице. Дорога была так крута, что медленный спуск казался невозможным, а каменные плиты, которыми она была вымощена, иссохли, искрошились, потрескались, а во многих местах и вывернулись. Они звенели под копытами, вторя завыванию ветра, который нес с собой сухую льдистую пелену, как бы стараясь затмить солнечный свет, просачивающийся с востока в темное ущелье. За гробницей высилась плотная гряда гор, похожая на каменный пояс. Некогда эти горы были густо покрыты растительностью и выглядели очень живописно; теперь они стояли голые, не защищенные от стихий. Выше, там, где склон был более пологим, начинался снежный завал, который простирался до самой вершины, образуя крутой нарост высотой в несколько метров, таинственно белеющий в голубоватой тени.

Но, несмотря ни на что, посреди руин, под грузом навалившего за ночь снега, возвышался квадратный дольмен. Клан Кулембарахов воздвиг этот дольмен, где покоились его усопшие члены. Тот, кто искал и находил в этом клане поддержку, мог обрести здесь хотя бы надежду на удачу. Или, во всяком случае, веру в то, что клан еще вернет былое могущество и влияние, что кровь его еще не иссякла… Пульс Йеввл учащенно бился.

Йих был уже здесь. Вырвавшись из‑под присмотра родителей, он спешил теперь первым поклониться гробнице предков от всей группы паломников. Отстегнув охотничий рог от седельной сумки, Йих поднес его к губам. Он объезжал гробницу, трубя в охотничий рог и как бы бросая тем самым вызов царящему вокруг запустению.

И вдруг покрытый снегом утес пришел в движение…

Из его нутра взметнулся мощный порыв ветра и с грохотом понесся вниз. Под его напором валились статуи и низко клонились деревья.

Задрожала земля. С обрыва низвергались гигантские лавины снега, сметая, круша, раздавливая и погребая под собой все, что попадалось на пути. И неся роковой исход…

Впоследствии Йеввл не могла припомнить, как все произошло. Помнила только, что подпрыгнула в седле и соскочила, простирая крылья и как бы вступая в единоборство со стихией. Вероятно, она ощупью пробиралась вперед и оказалась внизу уже после того, как лавина пронеслась, не успев поглотить ее. Поэтому, наверное, ей удалось подняться, а потом, под ударами ледяного вала, которые швыряли ее из стороны в сторону, оглушенную, разбитую, но, по–видимому, избежавшую серьезных телесных повреждений, — она добралась до грады над тем местом, где произошла катастрофа.

Единственное, что доходило до ее сознания, — это грохот, способный, казалось, разорвать мир на части, она ничего не видела, задыхаясь от ужаса и беспомощности. Прижавшись к скале, обдирая кожу, она пробиралась вперед в царящем вокруг хаосе… И наконец наступила тишина, нарушаемая только звоном в ушах и невыносимой болью. Она поднялась и осмотрелась…

Там, где раньше находилась гробница, дорога, онсары и ее спутники, — там, в лощине, был теперь снежный завал высотой примерно с ее рост. За снежным туманом можно было разглядеть не больше чем на пятьдесят метров. И рассеется этот туман очень, очень нескоро… Ветер внезапно стих, словно и он был подхвачен и раздавлен лавиной.

— Робренг! — кричала Йеввл. — Унгн! Йих! Нгао!

Несколько часов она бродила вокруг и кричала, пока не поняла, что никто из них не уцелел. К этому времени она уже была внизу, у подножия горы.

Она побрела прочь. Не видать ей теперь покоя до тех пор, пока не придет вечное упокоение, пока она не превратится в груду костей и мяса. Но и тогда ее будет снедать тревога. Она поднимется, и станет выть и рычать, и выслеживать, и убивать все, что будет шевелиться в степи, если уж не в силах уничтожить то, что поглотило ее любимых…

На станции Уэйнрайт Мириам Абрамс повернула выключатель мультипликатора, отрезав тем самым связь, и поднялась со стула. На подвесной полке стоял калькулятор. Она швырнула его на пол. Вопреки ее желанию он не сломался, его только зашкалило.

— Черт побери их всех! — прошипела она. — Провались они все в преисподнюю!

Вместе с ней в комнате находился другой сотрудник, Иван Полевой, электронщик. Он возился с каким‑то оборудованием, что‑то паял. Он знал, что Абрамс занята сейчас переговорами с туземцами, но не видел, что происходит, потому что боковые приборные доски полностью закрывали экран. Эта женщина имела обыкновение повторять, что вынуждена вторгаться в личные отношения по роду своей работы, хотя сама же признавала, что слова «личные отношения» едва ли применимы к таким не похожим на людей существам.

Она тратила непомерно много времени на то, чтобы наблюдать за жизнью своей подопечной, Йеввл. Их прежний шеф, рамнуанин, не возражал против этого, какой бы интимный характер ни принимало ее патронирование. Возможно, он не стал бы возражать, если бы и другие сотрудники занялись наблюдениями за туземцами. Но Абрамс с самого начала, два десятилетия назад, дала понять, что только к ней должна поступать вся необработанная информация. По этим данным она составила подробные отчеты, в большей степени основанные на интуиции, на попытках разгадать менталитет туземцев. И если она о чем‑то предпочитала умалчивать, это оставалось тайной для всех.

Итак, прежний шеф поддерживал ее. Очевидно, это было разумно, хотя трудно понять психологию рамнуанина. Теперь же шефом стала сама Абрамс, так что сотрудники тем более не возражали. К тому же все предельно заняты своей работой, своими научными планами, поскольку штат был недоукомплектован.

Полевой удивленно спросил:

— Кого это вы посылаете к черту? Что случилось, Бэннер?

Казалось, ее немного успокоило, что он обратился к ней так, как ее здесь прозвали. Уже много лет это прозвище пристало к ней. В переводе оно