Фред Хойл Черное облако

Пролог

Начну с того, что меня всегда интересовали события, связанные с появлением Черного облака. Собственно, именно благодаря диссертации, посвященной некоторым аспектам этой эпопеи, я стал действительным членом Колледжа Королевы в Кембридже. Позднее моя работа, должным образом переработанная и дополненная, была использована сэром Генри Клейтоном при написании им соответствующей главы «Истории Черного облака», чему я был очень рад.

Так что нет ничего удивительного в том, что покойный сэр Джон Мак-Нейл, заслуженный член нашего колледжа и широко известный врач, завещал мне свой обширный архив документов и воспоминаний о временах Черного облака. Удивительным было сопровождающее письмо.

Вот оно:

Колледж Королевы,

19 Августа 2020

Мой дорогой Блайс!

Простите старика, но некоторые ваши рассуждения относительно Черного облака вызывают у меня усмешку. Так получилось, что во время бедствия я находился в положении, позволившем мне изучить действительную природу Облака. Эта информация, по ряду веских причин, до сих пор не была опубликована и, кажется, осталась неизвестной историкам и авторам официальной версии происшедшего. Передо мной встала непростая дилемма: должен ли я обнародовать то, что знаю, или правильнее скрыть правду. Я так и не смог ответить на этот вопрос, поэтому решил возложить право выбора на вас, со всеми сопутствующими трудностями и сомнениями. Искренне надеюсь, что взвешенное решение вам помогут принять мои воспоминания, где я пишу о себе в третьем лице, чтобы не занимать в повествовании слишком много места. Кроме того, передаю вам конверт с перфолентой, который прошу бережно хранить до тех пор, пока вы не поймете ее значения.

Искренне Ваш, Джон Мак-Нейл.

Глава 1 История начинается

Седьмого января 1964 года над Англией поднималось зимнее солнце. По всей стране люди мерзли в своих плохо отапливаемых домах, завтракая, перелистывая утренние газеты и ругая погоду, которая и в самом деле в последнее время была отвратительной. На гринвичском меридиане было восемь часов утра.

К югу нулевой меридиан идет по Западной Франции через покрытые снегами Пиренеи и Восточную Испанию. Проходит чуть западнее Балеарских островов, где северяне поумнее проводят зимний отпуск — на пляже в Менорке можно было встретить довольных и счастливых людей, возвращающихся после утреннего купанья, — и далее, через Северную Африку и Сахару.

Затем нулевой меридиан пересекает экватор, проходя Французский Судан, Ашанти и Золотой Берег, где вдоль реки Вольты недавно выросли современные алюминиевые заводы, и выходит на бескрайную поверхность океана, простирающегося до самой Антарктиды, где бок о бок работают экспедиции из многих стран.

Вся Земля к востоку от этой линии до самой Новой Зеландии была повернута к Солнцу. В Австралии наступал вечер. Длинные тени падали на крикетную площадку в Сиднее. Шли последние минуты важной встречи между командами Нового Южного Уэльса и Квинсленда. На Яве рыбаки делали последние приготовления к предстоящему ночному лову.

На большей части Тихого океана, а также в Америке и Атлантике, стояла ночь. В Нью-Йорке было три часа ночи. Город был ярко освещен, так что, несмотря на недавно выпавший снег и холодный северо-западный ветер, на улицах сновало множество машин. И на всей Земле вряд ли нашлось бы в эту минуту более шумное место, чем Лос-Анджелес. Вечернее оживление продолжалось здесь за полночь, на бульварах скопились нескончаемые толпы людей, многочисленные машины неслись по улицам, рестораны были переполнены.

В ста двадцати милях к югу от Лос-Анджелеса на горе Паломар астрономы приступили к ночному дежурству. И хотя ночь стояла ясная, и звезды искрились по всему небу, с точки зрения профессиональных астрономов условия были неблагоприятные: работать мешала плохая видимость из-за слишком сильного ветра на больших высотах. Поэтому, когда пришло время перекусить, все без сожаления оставили свои рабочие места. Еще раньше, когда стало понятно, что предстоящая ночь, скорее всего, абсолютно бесперспективна для серьезных наблюдений, ученые договорились встретиться в башне 48-дюймового Шмидта.

Полу Роджерсу пришлось пройти более километра, отделявшего 200-дюймовый телескоп от Шмидта. Берт Эмерсон уже принялся за суп, а его ночные ассистенты Энди и Джим возились у плиты.

— Я жалею, что начал сегодня наблюдения, — сказал Эмерсон, — все равно ночь пройдет впустую.

Эмерсон занимался специальным обозрением неба, а для этой работы необходимы были идеальные условия наблюдения.

— Тебе опять везет, Берт. Похоже, ты в очередной раз собираешься улизнуть пораньше.

— Повожусь еще часок-другой и, если не прояснится, залягу спать.

— Суп, хлеб с вареньем, сардины и кофе, — сказал Энди. — Что вам?

— Суп и чашку кофе, пожалуй, — попросил Роджерс.

— Что вы делаете на 200-дюймовом? Хотите применить качающуюся камеру?

— Да, рассчитываю поработать сегодня. Надеюсь, что удастся все-таки сделать несколько снимков.

Разговор был прерван появлением Кнута Йенсена, который пришел издалека — с 18-дюймового Шмидта. Эмерсон поздоровался:

— Привет, Кнут. Есть суп, хлеб с вареньем, сардины и кофе, его сварил Энди.

— Начну-ка я с супа и сардин.

Молодой норвежец, большой любитель подурачиться, взял тарелку супа из томатов и бросил туда несколько сардин. Остальные изумленно уставились на него.

— Черт побери, парень, видимо, здорово проголодался, — сказал Джим.

Кнут посмотрел на него с притворным удивлением.

— Разве вы никогда не добавляли сардины в суп? Ну, тогда вы не знаете, как их следует есть. Попробуйте, вам понравится.

Поразив таким образом воображение слушателей, Кнут добавил:

— Мне показалось, что возле вашей башни попахивает скунсом.

— Именно такой запах идет от вашей стряпни. Кнут, — сказал Роджерс.

Когда смех утих, Джим спросил:

— Разве вы не слышали о скунсе, который объявился здесь две недели назад? Он испустил всю свою вонь возле вентиляционной системы 200-дюймового. Прежде чем сообразили выключить насос, башня наполнилось этой гадостью. Вот уж запашок стоял! А внутри, кстати, было двести посетителей.

— Еще повезло, что мы не берем плату за вход, — усмехнулся Эмерсон, — иначе пришлось бы возвращать деньги, и обсерватория бы разорилась.

— Зато химчистки обогатились! — добавил Роджерс.

По дороге назад, к 18-дюймовому