инструкторы, и это было неприятно, — казалось, что ребята не без ехидства любопытствуют: «Какое, мол, настроение у мобилизованного?» И он старался как можно беспечнее шутить и хлопать о стол пакетами.

Позже в райком комсомола пришел рослый, упитанный человек, одетый в хорошо сшитый светло-серый костюм. Его крупное, холеное лицо было гладко выбрито, а от всей массивной фигуры веяло здоровьем и благодушием. Блеснув квадратными, похожими на льдинки, стеклами пенсне, он представился:

— Евгений Рудольфович Гарибан.

Сообщив это, он протянул крепкую, мясистую руку, обросшую золотистыми волосами, и приветливо улыбнулся. Видно было, что Евгений Рудольфович умел располагать к себе людей с первой встречи.

— Машина у входа, — сказал он. — Рад буду составить вам компанию.

С Балаевым Кирилл прощался холодно, не глядя ему в глаза. Это, видимо, заставило секретаря райкома бросить на время дела и выйти на улицу. Там он, не выдержав игры в официальщину, порывисто сжал кочевановскую руку, ни с того ни с сего отдал начатую пачку папирос и, виновато улыбнувшись, сказал:

— Ну, не скучай. Пиши, если что.

Минут через двадцать машина выехала за город. Евгений Рудольфович угощал пахучими корешками сенсена, говорил о пустяках и смеялся громко, как смеются добродушные, грузные люди.

Кирилл недоумевал, зачем на серьезное дело с ним едет этот благодушный, массивный чудак. В том, что он чудак, Кочеванов успел убедиться: Гарибан вдруг попросил его зажмуриться и вытянуть руки вперед.

Машина шла быстро. Было приятно с зажмуренными глазами нестись мимо шелестящих деревьев.

— Не правда ли, интересное ощущение?

Евгений Рудольфович принялся рассказывать о своих юношеских похождениях и хлопать по коленке так, что Кирилл морщился. Собеседник забавно врал. Чувствовалось, что он хочет вызвать Кирилла на откровенность. Поэтому Кочеванов старался казаться молчаливым и всю дорогу с неприязнью следил за волосатыми руками Гарибана, которые как-то по-бульдожьи выглядывали из рукавов, словно из конур. Эти руки то лениво покоились на коленях, то потягивались, то приподнимались на пальцах, готовясь к прыжку. Кирилл, познав манеры спутника, морщился раньше, чем руки успевали прикоснуться к нему.

Гарибан даже пробовал щекотать райкомовца. Кирилл недовольно отодвигался и ворчал про себя: «Ну и подсунули же мне дядю!» И вместе с тем он немного завидовал толстяку. Тучный Гарибан, как мальчишка, вырвавшийся на волю, восторженно воспринимал все окружающее. Он даже папиросу курил с каким-то смаком.

К концу пути Кирилл незаметно для себя заразился настроением чудаковатого спутника, и, когда тот неожиданно попросил его показать язык, он так его высунул, что оба расхохотались.

Автомобиль свернул в аллею, тронутую тленом осени. Тонкие красавицы березки уже вывесили золотистые серьги, а на кленах и осинках трепетали желтые и темно-красные листья.

За деревцами показались невысокие коттеджи и большое каменное здание с колоннами, похожее на санаторное.

«Какая же здесь может быть работа по срочному и сугубо секретному заданию?» — недоумевал Кирилл. Но распечатать конверт в присутствии Гарибана на решался.

Машина остановилась у веранды блекло-сиреневого коттеджа. На крыльцо выбежал огромный пес, ринулся к Гарибану, в восторге подпрыгнул, намереваясь лизнуть в лицо, потом диким галопом обежал вокруг клумбы и, схватив портфель хозяина, утащил его куда-то в дом.

Вышедшей сестре-хозяйке, в белом халате, Гарибан приказал устроить Кирилла в отдельной комнате главного здания.

«Не в дом ли сумасшедших меня привезли? — уныло пошутил про себя Кочеванов. — Пожалуй, тут я в буйных буду числиться».

Сестра-хозяйка провела подозрительно озиравшегося райкомовца в ближайшее здание и показала светлую комнату с открытым окном.

В комнате пахло грибами, лежавшими на подоконнике, и крапивой.

Оставшись один, Кирилл немедля разорвал пакет. В нем находился небольшой конверт с нарисованным чернилами черепом. Череп пронизывали зигзаги молний. Вверху виднелись надписи: «Смертельно», «Сугубо секретно», а внизу — «Заворготделом Кириллу Андреевичу Кочеванову (лично). Читать без посторонних. После прочтения сжечь и пепел развеять».

В конверте лежали два вырванных из блокнота листка. Размашистый почерк секретаря райкома не трудно было узнать.

«Кирюшка, если ты здесь не высидишь положенного срока, соберем внеочередное бюро и взгреем, — писал Балаев. — Хватит, натерпелись! Мне надоели упреки и нападки со всех сторон. Твой Сомов прямо житья не дает, всю плешь переел! В последний раз при секретаре райкома партии я ему пообещал разгрузить тебя. А сегодня, смотрю, на ловца и зверь бежит: заехал начальник обкомовского спортивно-оздоровительного лагеря и говорит: «Хочу забрать у вас наиболее выдающихся физкультурников на переподготовку». Ну, мы тут собрали летучее бюро и решили тебя «переподготовить». Так что не злись, тренируйся, носись себе по лесам, нюхай грибы, листья — в общем все, что найдешь. Влюбляйся в девушек, только не в капризных. Ешь сколько влезет, можешь даже растолстеть. И научись, наконец, по-человечески высыпаться.

Если за время отдыха сунешься в какие-либо организационные дела, сам приеду и, честное слово, затащу в укромный уголок и устрою такую баню, какой тебе еще никто не устраивал. Мне надоело либеральничать.

Если что потребуется — пиши. За комнату и свет заплатим.

Прости за необычную путевку. Не забывай нас.

Обнимаю и жму твою лапу от имени бюро райкома.

Твой Глеб».

— Ну, это черт знает что! — прочитав записку, сказал вслух Кирилл и от досады присел на постель. — Так одурачить!

Кочеванов представил себе физиономии ребят, выдумавших командировку, и еще раз вслух добавил:

— Этот фокус не пройдет! Сегодня же уеду и устрою скандал! Мальчишку нашли для шуток.

Нужно было немедленно действовать, но он внезапно почувствовал утомление. Захотелось лечь, закрыть глаза и так лежать, ни о чем не думая.

В комнате было тихо. Из парка слышались глухие удары по мячу, по-видимому с волейбольной площадки.

Кирилл снял ботинки, взглянул еще раз на письмо и невольно улыбнулся:

— Вот черти!

В восемь часов зазвенел колокол.

— На ужин! — крикнул кто-то в коридоре.

Кирилл быстро нашел столовую. Парни и девушки, одетые в тренировочные костюмы, с любопытством оборачивались, разглядывая новичка. Кочеванов перехватил взгляд коротко постриженной девушки, с задорно вздернутым носом, с мохнатыми и пестрыми, как пчелки, глазами. Она, казалось, обрадовалась ему и в то же