жизнь, подрабатывать к скромному бюджету семьи, где так трудно бывает порой свести концы с концами. «Производственные» рассказы писательницы поражают точностью воспроизведения рабочей обстановки, выверенностью детали, скрупулезным, порой даже утомительным описанием трудового процесса. Это создает ощущение почти документальности, репортажности. Впрочем, точность детали для писательницы не самоцель. За строгим фактографическим планом неизменно проступает другой план, эмоциональный, обнажающий тяжкие психологические стрессы, внутреннюю неудовлетворенность женщины механическим, изгоняющим все человеческое характером труда. Чрезвычайно показателен в этом плане ранний рассказ писательницы «За стеклянным квадратом», достоверно воссоздающий атмосферу одного рабочего дня на фабрике игрушек, в одном из ее цехов. Напряженный, отупляющий ритм примитивного труда пронизан постоянным равнением на часы — только бы успеть, только бы уложиться в норму, только бы выработать приличную зарплату. Многих этот ритм ломает, превращает в послушные и бездумные автоматы, лишенные человеческих проявлений. Но есть и такие, что сопротивляются ему всеми силами своей души, мечтами, воспоминаниями, рискованными шутками и даже — как только что уволенная Эльза — активным действием. Конечно, шутки второго упаковочного цеха могут показаться грубоватыми, даже злыми. Но ведь у этих несчастных, как правило, неустроенных, превратившихся в механический придаток к ленте транспортера женщин есть только такой способ хоть как-то отстоять свое человеческое достоинство, внести хоть на несколько мгновений нечто незапланированное, человеческое в отлаженный бездушный ритм. Рассказ написан в несколько непривычном для Мехтель стилистическом ключе (как видим, дань эксперименту молодая писательница все же отдавала, и получалось это у нее неплохо). Реальность мешается с воспоминаниями, с вымыслом, с желаемым. Писательница словно наглядно демонстрирует возникновение мифа, легенды о стихийном бунте против начальства, обрастающей все новыми и новыми подробностями в сознании работающих женщин. А ведь создание мифа — это первый шаг к протесту уже реальному, к реальным попыткам отстоять собственное «я», собственную внутреннюю свободу.

По-своему протестуют, отстаивая собственную личность, право быть собой, и героини рассказов «Катрин», лаконичного и отчаянного монолога несложившейся женской судьбы, «Денек», разорванной, но собирающейся в итоге в мозаику хроники растоптанного материнства, принесенного в жертву семейному бизнесу. На крайний путь встают Марта («Маленькое путешествие»), отчаявшаяся жена звереющего от пьянки мужа, осознавшая вдруг, что терпеть больше не в состоянии, и «трудный» подросток Марни, забитое, никому не нужное убогое существо, хорошо усвоившее от взрослых, что цели свои нужно осуществлять любыми способами. Общество, спокойно и равнодушно наблюдавшее семейную драму Марты, тут же в негодовании отворачивается от убийцы, обрекая ее даже после отбытия наказания на полное одиночество. И от девочки Марни оно тоже отвернется, вытряся из нее страшную истину, необходимую для «закрытия дела». Все это из области неприметной, бытовой трагедии.

На уровне бытовой драмы, даже можно сказать мелодрамы, разворачиваются события и в рассказе «Херб». Однако в слепом своем новообретенном самоутверждении героиня словно преступает некую невидимую нравственную черту и тут же утрачивает способность понимания, любви. За это неизбежно придется платить в будущем. Мехтель словно наглядно демонстрирует, как легко загнанность и безысходность женского существования могут обратиться в бессмысленную жестокость («Из истории одного семейства») — процесс страшный, противоестественный, грозящий разрушением женского естества. И как важно женщине сохранить в себе главную свою сущность — доброту, умение понять другого, умение сочувствовать и прощать, сберегая тепло и потребность друг в друге. Об этом рассказ «На перевале», по настроению близкий поздним романам Мехтель, таким, как упоминавшиеся уже «Утренние беседы с Паулой» и «Бог и сказительница». В этих произведениях представлена не только всесокрушающая критика, но и — что не менее важно — определенная позитивная, опять же «женская» программа. Это было новое, хотя и характерное явление для литературы конца шестидесятых — начала семидесятых годов. Неприметно, исподволь, но уверенно начинает доминировать во многих книгах современных писателей и писательниц образ женщины самостоятельной, независимой, свободной в проявлениях собственного «я», пусть даже за свободу эту заплачено достаточно дорогой ценой. Талантливая фотожурналистка Элизабет Матрай (повесть австрийской писательницы Ингеборг Бахман «Три дороги к озеру»), добившаяся блистательного успеха в далеко не к каждому благосклонном мире прессы, и только начинающая свою самостоятельную жизнь героиня книги Петера Хандке «Женщина-левша», скромная библиотекарша Паула у Мехтель, принимающая самое важное в своей жизни решение, — есть между всеми этими героинями, несмотря на разделяющие их пространственные и временны́е границы, нечто общее, делающее их близкими друг другу. «Эмансипированные» героини Бахман, Хандке и Мехтель завоевывают и отстаивают свою свободу отнюдь не ради того, чтобы тут же урвать себе кусок от пирога чувственной раскованности и вседозволенности, для них независимость — это прежде всего свобода внутренних проявлений, высокая ответственность перед собственным «я». Обладать такой свободой — это уже счастье, хотя и не такое, как счастье пожертвовать ею в нужный момент ради ценностей несоизмеримо более высоких: привязанности, преданности, любви. Элизабет Матрай так и не суждено было изведать счастье самоотречения, хотя именно к всепоглощающей любви стремилась она всю жизнь. С героиней Петера Хандке читатель прощался в тот момент, когда судьба ее только определялась и оставалось гадать, как сложится она в дальнейшем. Паула же у Ангелики Мехтель находила в себе силы принять «свое решение», принять и бесстрашно осуществить его до конца. Свое маленькое решение принимает и героиня рассказа «На перевале», решение в пользу доброты, любви, понимания. Как и героиня рассказа «Дважды по сыну», мечтающая вырастить сына настоящим и, главное, добрым человеком. «В случае войны ты не дашь погрузить тебя на корабль, ты и другие. Я придумываю для тебя шанс, сынок». В этом истинно женское начало, женское призвание. И тут женская тема, без которой, конечно же, невозможно представить себе творчество Ангелики Мехтель, обретает масштаб всечеловеческий. Писательница