Кузнецов Ю МИР, КАКИМ ЕГО ВИДЯТ ШВЕДЫ

У шведского писателя-фантаста Сама Люндваля есть рассказ, где выражение «край земли» употреблено в буквальном смысле. Река срывается с обрыва — но это не простой водопад. За обрывом и далеко внизу — черная пропасть космоса, проблескивают звезды. А над обрывом собираются зеваки. Обывателям и боязно, и непонятно, и любопытно. Ведь отсюда что ни день, за край земли, в неведомое уплывают, улетают — уходят люди. Те, кому невыносимо затхлое мещанское болото, бездуховное, растительное существование. Что их ждет — никто не знает. Быть может, небытие. И все же люди уходят, не оглядываясь.

Казалось бы, щемяще-печальный рассказ, но он вызывает у читателя и чувство какой-то радости, даже гордости за людей, способных на Поступки. Людей, которые могут и желают самостоятельно определять свою судьбу.

А вот другой рассказ того же автора, «Тени», вошедший в наш сборник. В нем звучит, по сути, близкая тема: обвинение обыденного, бездушного мира, тоска героев по чему-то другому, непохожему. Есть здесь и «маленький человек», от лица которого ведется повествование. Казалось бы, его функций сводится только к тому, чтобы «нажимать на кнопки», но он и ему подобные начинают попросту бояться своего мира, как и исследуемых других. Они все больше отчуждаются от прочих людей, ища прибежища в здании без окон. В рассказе есть еще один персонаж: вынужденно оказавшаяся в данной действительности девушка из иной Вероятности. Она отчаянно рвется в родной мир, хотя шансов на возвращение нет никаких, а ее «действительность» обратилась «всего лишь в серый, клубящийся туман».

Эти рассказы — или лучше сказать так: проявляющийся в них подход к жизни довольно характерен для целого ряда современных шведских писателейфантастов, для их восприятия (порой и неприятия) многих сторон нынешней западной и прежде всего шведской действительности. Они не скрывают беспокойства, а иногда и страха перед тем «обществом будущего», к которому может привести развитие некоторых тенденций и черт их общества и мира второй половины XX века.

Как известно, Швеция в силу ряда обстоятельств к середине текущего столетия оказалась в более благоприятном положении, чем многие другие государства Западной Европы. Достаточно вспомнить, что страна вот уже более полутораста лет не вела военных действий, ее миновали и две мировые войны. Шведы научились неплохо использовать свои природные ресурсы. Здесь традиционно высок уровень грамотности, местные рабочие издавна получали хорошую техническую и профессиональную подготовку, что в соединении с «северной тщательностью» в труде помогло обеспечить стране качественную, имеющую постоянный сбыт продукцию. В стране давно сложилось сильное рабочее движение, устойчивы демократические традиции. Десятилетиями у власти — не считая последних лет, — почти непрерывно находилась партия социал-демократов.

Все эти факторы наряду с благоприятной экономической конъюнктурой способствовали созданию в Швеции условий относительного благополучия. Шведские трудящиеся добились определенных социальноэкономических завоеваний. «Шведский уклад жизни» нес в себе черты несомненного своеобразия, проявлявшегося, в частности, в заметной тяге к поискам альтернативного капиталистическому подхода ко многим сторонам жизни, к мышлению категориями коллективизма, к усилению критического отношения к частнособственнической организации общества, настроенного на погоню за прибылью и психологию крайнего индивидуализма.

Шло время, и постепенно в стране, как и в рядах самих социал-демократов, в рабочем движении, в среде демократических сил стало проявляться все более глубокое недовольство курсом внутренней политики государственного корабля. Небезынтересно отметить два направления этого недовольства, настроений критицизма, которые нашли отражение и в произведениях настоящего сборника. С одной стороны, многим в Швеции все яснее становится непоследовательность социал-демократических правительств, их политика соглашательства с буржуазией, их фактическая порой роль чуть ли не приказчика крупного национального капитала, финансовопромышленных кругов страны.

С другой стороны, обозначилось и недовольство теми тенденциями правящих кругов, которые отражали явную тягу к увеличению роли бюрократическо-управленческого аппарата в жизни общества, к усилению контроля государства над гражданами в самых различных сферах жизни. В условиях современной Швеции это воспринималось как стремление укрепить власть горстки истинных хозяев страны, как сползание ко все более всеобъемлющей государственно-капиталистической монополии, которая определяет и контролирует не только экономическую, социальную и политическую деятельность, но и «направление мыслей» все более широких кругов народных масс.

Наш небольшой экскурс в историю социально-политического развития Швеции последних десятилетий, быть может, поможет читателю понять своеобразие того периода, которое нашло естественное отражение в творчестве многих современных шведских писателей-фантастов и столь же естественно привлекло внимание составителя сборника «Цвет надежд — зеленый». Свое название сборник получил по одноименной повести одного из старейших шведских писателей Карла-Юхана Хольцхаусена. Когда оно стоит перед «своей» повестью, мы воспринимаем его как горькую иронию, даже издевку — и над тем, как общество обошлось с героем, «маленьким человеком», обиженным судьбой и людьми, и над предложенным в рассказе «дешевым способом» решения одной из острейших социальных проблем недалекого будущего, и вообще над надеждами простого человека в обществе, которому эти надежды и заботы совершенно безразличны. Вынесенные на обложку всего сборника слова «Цвет надежд — зеленый» становятся своеобразным обобщением печальных прозрений Сама Люндваля (повесть «Мир Алисы»), сарказма Фредрика Чиландера (рассказ «Судебный процесс»), иронии Пера Линдстрема (рассказ «Жизнь продолжается») и направленности юморесок Берье Крупы. Все они, люди демократических или левых убеждений, не приемлют «царство чистогана», засилие монополий и крупного капитала… Они критикуют или предостерегают против проявлений бездушного, эгоистического отношения' к миру и его проблемам, разоблачают так называемую «массовую» псевдокультуру, насилие рекламы над психикой рядового потребителя, проявления бюрократизма и бесчеловечности и — в более широком плане — разгул порожденной социальным неравенством преступности, милитаризм, мышление категориями вульгарного дарвинизма в отношениях между народами