- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (90) »
наладить дела в Монтийяке.
Сидя за столом брата, она перебирала бумаги, жалуясь Камилле д’Аржила, предложившей ей свою помощь:
— Бог мой, что с нами будет? Я ничего не понимаю в этих цифрах! Надо спросить у Файяра.
— Отдохните, мадам. Я попытаюсь разобраться.
— Спасибо, милая моя Камилла, вы очень добры, — ответила та, поднимаясь. — Леа следовало бы взять себя в руки, — добавила она, снимая очки, — мне тоже тяжело, но я держусь.
Камилла попыталась скрыть улыбку.
— Вы, несомненно, гораздо сильнее.
— Конечно, — согласилась Бернадетта Бушардо.
«Как глупа эта женщина», — подумала Камилла.
— Спокойной ночи, дитя мое. Не засиживайтесь допоздна.
Дверь беззвучно закрылась. Тяжелые шаги на лестнице, как всегда, скрип десятой ступеньки, а затем вновь тишина спящего дома, тишина, иногда нарушаемая порывом холодного ноябрьского ветра, заставляющего содрогаться стены и трепетать пламя в камине. Стоя посреди теплой комнаты, Камилла невидящим взглядом смотрела на огонь. Внезапно треснуло полено, и по ковру разлетелись искры. Молодая женщина вздрогнула и торопливо собрала тлеющие головни каминными щипцами. Ими же она воспользовалась для того, чтобы подбросить виноградной лозы в огонь, испугавший ее своей веселой выходкой.
Потуже затянув пояс халата, она села за стол Пьера Дельмаса.
Камилла работала полночи, поднимая голову лишь для того, чтобы растереть болевший затылок. Пробило три часа. — Ты еще не ложилась! — воскликнула Леа, входя в комнату. — Кажется, ты тоже, — ответила Камилла с нежной улыбкой. — Я пришла за книгой, никак не удается заснуть. — Ты приняла таблетки, которые дал тебе доктор Бланшар? — Да, но от них я лишь проходила весь день в каком-то дурмане. — Скажи ему, и он даст другие. Тебе необходимо поспать. — Я и хочу этого, и в то же время боюсь. Стоит мне заснуть, как появляется тот человек из Орлеана. Лицо его все в крови. Он подходит ко мне… пытается схватить и говорит: «Почему ты убила меня, маленькая шлюха? Иди ко мне, красотка, иди, я покажу тебе, как это приятно — заниматься любовью с мертвецом. Уверен, что тебе это понравится. Ну… дрянь, тебе нравится это, падаль, ты…» — Прекрати, — вскрикнула Камилла, передернув плечами, — прекрати! Леа рассеянно провела рукой по лбу, сделала несколько шагов и бессильно опустилась на старый кожаный диван. — Ты представить себе не можешь… Это ужасно! Особенно, когда он говорит: «Хватит играть. Сейчас мы отправимся к твоему отцу: он ждет нас в компании своих друзей — червей…» — Замолчи… — «…и твоей любимой мамочки». И тогда я иду за ним и зову маму. Камилла опустилась на колени и обняла ее, укачивая, как будто успокаивала своего сына, маленького Шарля, когда того мучил недобрый сон и он плакал в своей кроватке. — Ну, успокойся. Не думай об этом. Мы вместе убили его. Вспомни… я выстрелила в него первой. Мне показалось, что он мертв. — Это так, но убила его я, именно я! — У тебя не было выбора. Или он, или мы. Твой дядя Адриан сказал, что на твоем месте поступил бы точно так же. — Он сказал это только для того, чтобы успокоить меня. Ты Можешь себе представить, что он… доминиканец… убивает человека? — Да, если будет необходимость, он на это пойдет. — То же самое сказали мне Лоран и Франсуа Тавернье. Но я убеждена, что Адриан не способен на такое. — Довольно об этом. Я разобрала счета твоего отца. Ситуацию трудно назвать блестящей. Я ничего не понимаю в том, как работает Файяр, но, по-моему, если ограничить расходы, то, наверное, можно выпутаться. — На чем же мы еще можем сэкономить? — воскликнула Леа поднимаясь. — Мы едим мясо только раз в неделю, и какое мясо! Если бы нас было поменьше, то мы бы справились, но так… Камилла опустила голову. — Я знаю, что мы для тебя — тяжелый груз. Позднее я верну тебе все, что ты потратила на нас троих. — Ты с ума сошла! Я совсем не это имела в виду! — Я знаю, — печально ответила Камилла. — О, нет, ну, не обижайся же. Уже и сказать тебе ничего нельзя… — Извини меня. — Мне не за что тебя извинять. Ты делаешь свою часть работы… а сейчас и мою. Леа раздвинула шторы. Холодный лунный свет освещал двор; ветер пытался сорвать последние листья с большой липы. — Как ты думаешь, долго еще протянется эта война? — спросила она. — Кажется, все считают нормальным, что правительство Виши сотрудничает с немцами… — Нет, Леа, не все! Посмотри вокруг. Ты знаешь, по меньшей мере, десятерых, которые продолжают борьбу… — Что такое эти десять человек против сотен тысяч, которые каждый день кричат: «Да здравствует Петен»? — Скоро нас будут сотни, потом тысячи. — Я уже не верю… Все думают только о том, как бы наесться досыта и никогда больше не знать холода. — Как ты можешь так говорить! Французы еще не оправились от поражения, но их вера в маршала уже истощается. Даже Файяр как-то сказал мне: «Мадам Камилла, а вам не кажется, что старик заходит слишком далеко?» А ведь Файяр… — Он хотел вызвать тебя на откровенность. Я его знаю, он себе на уме. Хочет узнать, что ты думаешь, чтобы воспользоваться этим, когда ему понадобится. Для него понятия Работа, Семья, Родина имеют свое значение. — Для меня тоже, но совсем другое. — Будь внимательна. Единственная его цель — отобрать у нас Монтийяк. Ради этого он пойдет на все. Кроме того, он уверен, что его сын, Матиас, уехал из-за меня. — Отчасти он прав, разве не так? — Неправда! — гневно воскликнула Леа. — Напротив, я старалась его удержать, и не виновата, что он ничего не хотел слышать, что предпочел поехать на работу в Германию и не пожелал остаться в Монтийяке. — Дорогая, ты преувеличиваешь. Ты же прекрасно знаешь, почему он уехал… — Нет! — …Потому что любил тебя. — Ну и что! Если он любил меня, как ты говоришь, то должен был остаться здесь, чтобы помогать мне и помешать своему отцу нас обкрадывать. — Он мог бы также присоединиться к генералу де Голлю, но я понимаю, почему он уехал. — Ты слишком снисходительна. — Не говори так. Я понимаю его просто потому, что здесь речь идет о любви… Не знаю, что бы сделала я, оказавшись в таких же обстоятельствах, как Матиас или Франсуаза… Наверное, поступила бы так же, как и они. — Не говори глупости. Ты никогда бы не дошла до того, чтобы забеременеть от немца, как эта дрянь Франсуаза. — Нельзя так отзываться о своей сестре. — Она мне больше не сестра! Это из-за нее умер папа. — Неправда, доктор Бланшар сказал, что у него уже давно болело сердце и что, несмотря на мольбы твоей матери, он все время отказывался
Камилла работала полночи, поднимая голову лишь для того, чтобы растереть болевший затылок. Пробило три часа. — Ты еще не ложилась! — воскликнула Леа, входя в комнату. — Кажется, ты тоже, — ответила Камилла с нежной улыбкой. — Я пришла за книгой, никак не удается заснуть. — Ты приняла таблетки, которые дал тебе доктор Бланшар? — Да, но от них я лишь проходила весь день в каком-то дурмане. — Скажи ему, и он даст другие. Тебе необходимо поспать. — Я и хочу этого, и в то же время боюсь. Стоит мне заснуть, как появляется тот человек из Орлеана. Лицо его все в крови. Он подходит ко мне… пытается схватить и говорит: «Почему ты убила меня, маленькая шлюха? Иди ко мне, красотка, иди, я покажу тебе, как это приятно — заниматься любовью с мертвецом. Уверен, что тебе это понравится. Ну… дрянь, тебе нравится это, падаль, ты…» — Прекрати, — вскрикнула Камилла, передернув плечами, — прекрати! Леа рассеянно провела рукой по лбу, сделала несколько шагов и бессильно опустилась на старый кожаный диван. — Ты представить себе не можешь… Это ужасно! Особенно, когда он говорит: «Хватит играть. Сейчас мы отправимся к твоему отцу: он ждет нас в компании своих друзей — червей…» — Замолчи… — «…и твоей любимой мамочки». И тогда я иду за ним и зову маму. Камилла опустилась на колени и обняла ее, укачивая, как будто успокаивала своего сына, маленького Шарля, когда того мучил недобрый сон и он плакал в своей кроватке. — Ну, успокойся. Не думай об этом. Мы вместе убили его. Вспомни… я выстрелила в него первой. Мне показалось, что он мертв. — Это так, но убила его я, именно я! — У тебя не было выбора. Или он, или мы. Твой дядя Адриан сказал, что на твоем месте поступил бы точно так же. — Он сказал это только для того, чтобы успокоить меня. Ты Можешь себе представить, что он… доминиканец… убивает человека? — Да, если будет необходимость, он на это пойдет. — То же самое сказали мне Лоран и Франсуа Тавернье. Но я убеждена, что Адриан не способен на такое. — Довольно об этом. Я разобрала счета твоего отца. Ситуацию трудно назвать блестящей. Я ничего не понимаю в том, как работает Файяр, но, по-моему, если ограничить расходы, то, наверное, можно выпутаться. — На чем же мы еще можем сэкономить? — воскликнула Леа поднимаясь. — Мы едим мясо только раз в неделю, и какое мясо! Если бы нас было поменьше, то мы бы справились, но так… Камилла опустила голову. — Я знаю, что мы для тебя — тяжелый груз. Позднее я верну тебе все, что ты потратила на нас троих. — Ты с ума сошла! Я совсем не это имела в виду! — Я знаю, — печально ответила Камилла. — О, нет, ну, не обижайся же. Уже и сказать тебе ничего нельзя… — Извини меня. — Мне не за что тебя извинять. Ты делаешь свою часть работы… а сейчас и мою. Леа раздвинула шторы. Холодный лунный свет освещал двор; ветер пытался сорвать последние листья с большой липы. — Как ты думаешь, долго еще протянется эта война? — спросила она. — Кажется, все считают нормальным, что правительство Виши сотрудничает с немцами… — Нет, Леа, не все! Посмотри вокруг. Ты знаешь, по меньшей мере, десятерых, которые продолжают борьбу… — Что такое эти десять человек против сотен тысяч, которые каждый день кричат: «Да здравствует Петен»? — Скоро нас будут сотни, потом тысячи. — Я уже не верю… Все думают только о том, как бы наесться досыта и никогда больше не знать холода. — Как ты можешь так говорить! Французы еще не оправились от поражения, но их вера в маршала уже истощается. Даже Файяр как-то сказал мне: «Мадам Камилла, а вам не кажется, что старик заходит слишком далеко?» А ведь Файяр… — Он хотел вызвать тебя на откровенность. Я его знаю, он себе на уме. Хочет узнать, что ты думаешь, чтобы воспользоваться этим, когда ему понадобится. Для него понятия Работа, Семья, Родина имеют свое значение. — Для меня тоже, но совсем другое. — Будь внимательна. Единственная его цель — отобрать у нас Монтийяк. Ради этого он пойдет на все. Кроме того, он уверен, что его сын, Матиас, уехал из-за меня. — Отчасти он прав, разве не так? — Неправда! — гневно воскликнула Леа. — Напротив, я старалась его удержать, и не виновата, что он ничего не хотел слышать, что предпочел поехать на работу в Германию и не пожелал остаться в Монтийяке. — Дорогая, ты преувеличиваешь. Ты же прекрасно знаешь, почему он уехал… — Нет! — …Потому что любил тебя. — Ну и что! Если он любил меня, как ты говоришь, то должен был остаться здесь, чтобы помогать мне и помешать своему отцу нас обкрадывать. — Он мог бы также присоединиться к генералу де Голлю, но я понимаю, почему он уехал. — Ты слишком снисходительна. — Не говори так. Я понимаю его просто потому, что здесь речь идет о любви… Не знаю, что бы сделала я, оказавшись в таких же обстоятельствах, как Матиас или Франсуаза… Наверное, поступила бы так же, как и они. — Не говори глупости. Ты никогда бы не дошла до того, чтобы забеременеть от немца, как эта дрянь Франсуаза. — Нельзя так отзываться о своей сестре. — Она мне больше не сестра! Это из-за нее умер папа. — Неправда, доктор Бланшар сказал, что у него уже давно болело сердце и что, несмотря на мольбы твоей матери, он все время отказывался
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (90) »