человек. И чужих войн на своей земле не бывает. Все войны — наши.
И Джамбулатов согласился.
Так началась совместная с ФСБ специальная операция «Зеленая зона».
Они рассчитывали, что Синякин ему поверит. Слишком убедительной была история. Джамбулатов явился к связнику Синякина и забросил удочку. Русский ваххабит в оружии и боеприпасах испытывал острую нехватку, которая восполнялась с трудом. Вот и подкинули ему то, от чего он не мог отказаться — склад с оружием.
Ответственность Алейников на себя брал большую. Ведь как не гляди, а в случае неудачи получится, что он собственноручно вооружил банду и переданные стволы стреляют в русских солдат. Но Алейников умел рисковать.
— Я отвечаю, — сказал он.
Ответственности он не боялся никогда. И действительно в случае неудачи готов был ответить.
Помимо оружия, на складе были рации «Моторола». Синякин имел слабость ко всяким техническим штучкам. И когда он включил рацию, автоматически заработал встроенный маячок, подающий один сигнал в десять минут и практически не фиксирующийся посторонними средствами.
А поскольку Синякин раздал рации своим людям, через некоторое время стало примерно известно, где находятся все базы Синякина. И по этим координатам были выдвинуты две разведывательно-диверсионные группы.
Спецназовцы быстро выяснили, что именно на той самой кошаре, у которой они окопались, хранят заложника-американца В принципе, можно было проводить операцию по освобождению заложника и рапортовать об уничтожении банды и освобождении американца. Однако тогда могло остаться тайной главное — для чего Синякин затеял все это.
Пришлось опять рисковать. И риск оправдался полностью.
— Эх, взять бы все это да отправить в Америку, — улыбнулся Алейников, бросая на пол пачку с фальшивыми купюрами.
Джамбулатова из расположения бригады внутренних войск не выпускали. Положение у него было непонятное. Спал в комнате с решетками на окне в недостроенной казарме, на ночь его закрывали на замок. Однако днем он имел свободу передвижения, правда, ограниченную. Когда он пытался приблизиться к границе воинской части, то появлялся один из «тяжелых», которые действовали на кошаре. — Туда ходить не надо. Насколько Джамбулатов понял, судьба его зависла. Он был уже не заключенным, но еще и не свободным человеком. Но он надеялся, что скоро все прояснится. После всего пережитого на него нашло какое-то отупение. Он сделал то, что велел ему долг. А что дальше? Будто пустыня открылась перед ним, и он был в этой пустыне один, бредущий по вязкому песку, маленький, по большому счету, никому не нужный. И тогда сковывала дикая тоска. На третий день привели его в здание рядом со взлетным полем, на котором застыли «восьмерки» и «крокодилы». Как раз заходил на посадку «Ми-8», рев стоял, от которого уши сохли. — Оглохнуть можно, — сказал Джамбулатов. — Все лучше, чем пехом топать, — резонно возразил сопровождающий офицер. Они зашли в здание, которое еще недавно служило штабом операции. В кабинете, заваленном картами и подшивками газет «Красная звезда» и «Щит и меч», ждал Алейников. Он встал, хлопнул по плечу гостя, указал на стул и спросил: — Кофе хочешь? — Хочу. — Будет тебе кофе. — Он взял стоящий на столе кофейник и налил в заранее приготовленные чашки горячий напиток, залез в ящик дощатого шкафа в углу комнаты и вытащил печенье. — Хорошо начинаешь, — хмыкнул Джамбулатов. — Значит, казнить не будут? Или пилюлю подслащиваешь? Алейников отхлебнул кофе и посетовал: — Третий день с этими долларами возимся. Описываем. Обследуем. — Сожгли бы давно. — Ну да… Вещественные доказательства. Столько народу легло из-за них. — Да, — кивнул Джамбулатов. — Немало. Алейников выпил еще кофе. Потом спросил: — Знаешь, что такое НС? — Негласный сотрудник, — сказал Джамбулатов. — Ну да… — Алейников помолчал, откусил печенье, тщательно прожевал. — Руслан, представь, тебя восстанавливают в органах. Возвращают звание. Ты снова становишься полноценным человеком. — Звучит заманчиво. — Естественно, после того, что ты натворил в районе, о том, чтобы принародно вернуть тебе все регалии, не может быть и речи. — Это дураку понятно. — Так что путь тебе — в НС. — Агент, — хмыкнул Джамбулатов. — Нелегал, Руслан. Нелегал. — Что-то не слышал я о таком. — Теперь услышишь… Ты отлично вписываешься в федеральную программу по борьбе с терроризмом. — Продаешь меня в ФСБ? — внимательно посмотрел на него Джамбулатов. — Они заикнулись об этом… Ты сильно полковнику понравился. — Который меня чуть не удавил за Хромого? — Он самый… Он профессионал и оценил, что сработал ты отлично… Но мы тебя отбили. Работать будешь с нами, Руслан. — С тобой? — Нет. Я — кто? Мелкая сошка. Уеду — и опять буду в области начальником разбойного отдела. В лучшем случае — стану заместителем начальника областного розыска… Нет, с тобой будут работать другие люди. — Жалко, — вздохнул Джамбулатов. — То есть ты согласен? — А у меня есть выход? — Это не тюрьма. Ты можешь отказаться. И тогда все будет согласно нашей договоренности. Я слово держу. Ты растворяешься в России. С документами и трудоустройством поможем. — Я согласен на первый вариант. — Я мог бы и не спрашивать. Я знаю, что ты из нашей породы. Работа для тебя. — Для меня, — кивнул Джамбулатов. — И… — он замолчал. Потом вздохнул. — Если что, можешь на меня рассчитывать, Лев Владимирович. Ты теперь мой брат. Он поднялся, протянул руку. Потом крепко обнял Алейникова. — Взаимно, — улыбнулся Алейников. Через четверть часа появился здоровяк в комбезе без знаков отличия. Он уставился вопросительно на Алейникова. Тот кивнул. Человек повернулся к Джамбулатову: — Пора, Руслан Бувсадиевич. Мы летим первым бортом. На Моздок. — Пора, — Джамбулатов поднялся. За окном приземлившийся полчаса назад борт начал раскручивать винты.
Джамбулатова из расположения бригады внутренних войск не выпускали. Положение у него было непонятное. Спал в комнате с решетками на окне в недостроенной казарме, на ночь его закрывали на замок. Однако днем он имел свободу передвижения, правда, ограниченную. Когда он пытался приблизиться к границе воинской части, то появлялся один из «тяжелых», которые действовали на кошаре. — Туда ходить не надо. Насколько Джамбулатов понял, судьба его зависла. Он был уже не заключенным, но еще и не свободным человеком. Но он надеялся, что скоро все прояснится. После всего пережитого на него нашло какое-то отупение. Он сделал то, что велел ему долг. А что дальше? Будто пустыня открылась перед ним, и он был в этой пустыне один, бредущий по вязкому песку, маленький, по большому счету, никому не нужный. И тогда сковывала дикая тоска. На третий день привели его в здание рядом со взлетным полем, на котором застыли «восьмерки» и «крокодилы». Как раз заходил на посадку «Ми-8», рев стоял, от которого уши сохли. — Оглохнуть можно, — сказал Джамбулатов. — Все лучше, чем пехом топать, — резонно возразил сопровождающий офицер. Они зашли в здание, которое еще недавно служило штабом операции. В кабинете, заваленном картами и подшивками газет «Красная звезда» и «Щит и меч», ждал Алейников. Он встал, хлопнул по плечу гостя, указал на стул и спросил: — Кофе хочешь? — Хочу. — Будет тебе кофе. — Он взял стоящий на столе кофейник и налил в заранее приготовленные чашки горячий напиток, залез в ящик дощатого шкафа в углу комнаты и вытащил печенье. — Хорошо начинаешь, — хмыкнул Джамбулатов. — Значит, казнить не будут? Или пилюлю подслащиваешь? Алейников отхлебнул кофе и посетовал: — Третий день с этими долларами возимся. Описываем. Обследуем. — Сожгли бы давно. — Ну да… Вещественные доказательства. Столько народу легло из-за них. — Да, — кивнул Джамбулатов. — Немало. Алейников выпил еще кофе. Потом спросил: — Знаешь, что такое НС? — Негласный сотрудник, — сказал Джамбулатов. — Ну да… — Алейников помолчал, откусил печенье, тщательно прожевал. — Руслан, представь, тебя восстанавливают в органах. Возвращают звание. Ты снова становишься полноценным человеком. — Звучит заманчиво. — Естественно, после того, что ты натворил в районе, о том, чтобы принародно вернуть тебе все регалии, не может быть и речи. — Это дураку понятно. — Так что путь тебе — в НС. — Агент, — хмыкнул Джамбулатов. — Нелегал, Руслан. Нелегал. — Что-то не слышал я о таком. — Теперь услышишь… Ты отлично вписываешься в федеральную программу по борьбе с терроризмом. — Продаешь меня в ФСБ? — внимательно посмотрел на него Джамбулатов. — Они заикнулись об этом… Ты сильно полковнику понравился. — Который меня чуть не удавил за Хромого? — Он самый… Он профессионал и оценил, что сработал ты отлично… Но мы тебя отбили. Работать будешь с нами, Руслан. — С тобой? — Нет. Я — кто? Мелкая сошка. Уеду — и опять буду в области начальником разбойного отдела. В лучшем случае — стану заместителем начальника областного розыска… Нет, с тобой будут работать другие люди. — Жалко, — вздохнул Джамбулатов. — То есть ты согласен? — А у меня есть выход? — Это не тюрьма. Ты можешь отказаться. И тогда все будет согласно нашей договоренности. Я слово держу. Ты растворяешься в России. С документами и трудоустройством поможем. — Я согласен на первый вариант. — Я мог бы и не спрашивать. Я знаю, что ты из нашей породы. Работа для тебя. — Для меня, — кивнул Джамбулатов. — И… — он замолчал. Потом вздохнул. — Если что, можешь на меня рассчитывать, Лев Владимирович. Ты теперь мой брат. Он поднялся, протянул руку. Потом крепко обнял Алейникова. — Взаимно, — улыбнулся Алейников. Через четверть часа появился здоровяк в комбезе без знаков отличия. Он уставился вопросительно на Алейникова. Тот кивнул. Человек повернулся к Джамбулатову: — Пора, Руслан Бувсадиевич. Мы летим первым бортом. На Моздок. — Пора, — Джамбулатов поднялся. За окном приземлившийся полчаса назад борт начал раскручивать винты.