Все герои придуманы автором и не имеют никакого отношения к реальной жизни.

Любые совпадения имён, фамилий и названий — случайны.

©2012 Саша Суздаль, авторское право на текст

Оглавление:

Пролог. Красный кабак

Эпизод первый. Цесаревна Елизавета

Эпизод второй. Эмилия Моризо

Эпизод третий. Сестра Даша

Эпизод четвёртый. Беатрис

Эпилог. Орест Финн

Примечания

Пролог. Красный кабак

Очнувшись, он понял, что лежит в грязной луже, от которой мерзко пахло конским навозом. Ночной холод сковал бок, лежащий в воде, а рука онемела и отказывалась повиноваться. Он попытался подняться, но только перевернулся, замочив и другую сторону тела. Из одежды остались всего лишь рубашка и нижние белые штаны из хлопка. Сапоги и верхняя одежда отсутствовали, так же, как и кошелёк с деньгами.

«Обворовали, гады!» — подумал он с отвращением, и память избирательно подсказала, что в этой варварской стране надеяться на гуманизм не приходится. Кроме вчерашнего вечера, когда зашёл закусить в Красный кабак, он ничего не помнил и такое беспомощное состояние головы его раздражало.

Что последовало дальше, являлось для него тайной, а закоулки памяти оказались девственно пусты, обеспечивая ему полную амнезию. Он попытался вспомнить своё имя, но не смог, отчего ему сразу стало жарко и бросило в пот. Жизнь до вчерашнего дня казалась смутным туманом, откуда произвольно выныривали человеческие маски без имён, ни о чём не говорящие, а порождающие новые вопросы.

Он снова попытался выбраться из грязи, кое-как переползая к обочине. Стоило поблагодарить богов, которые не пустили по этой дороге какой-нибудь обоз, иначе его переехали бы десятки раз, превратив его тело в дохлый, грязный остов бывшего человека. Он не мог вспомнить, каким богам молился раньше и, даже, не помнил, какие боги существуют. Всё, что у него осталось – калейдоскоп картинок, которые возникали в сознании, и, вероятно, отражали его жизнь.

 Только одно точило его память: «Нужно вернуться домой», — поэтому потянулся к левой руке, вспоминая слово «транслятор». Бросив взгляд на руку, он с ужасом увидел, что перстня на пальце нет, и сразу осознал, что остался здесь навсегда.

Через некоторое время мимо проходила колонна крестьян, согнанных со всей страны для работы на верфи. Сопровождающий их семёновец, ехавший на коне в конце колонны, посчитал лежащего у дороги мужчину своим и приказал забросить его на подводу: авось до Адмиралтейской верфи очухается, а там лишь бы сдать по списку требуемое количество людей.

(обратно)

Эпизод первый. Цесаревна Елизавета

Вечер только начинался. Хозяйка, двадцатидвухлетняя графиня Анна Гавриловна^[1] развлекалась на женской половине своего дома в обществе двадцативосьмилетней баронессы Марфы Ивановны^[2], и четырнадцатилетней Маши Меншиковой. Анна Гавриловна открыла крышку клавесина и попросила Машу:

— Машенька, я хочу, чтобы вы сыграла Марфе Ивановне ту сонату, что вы музицировали в среду у  Бассевича^[3].

— Ах, Анна Гавриловна, — притворно засмущалась Машенька, сверкая глазками в сторону закрытого кабинета, —  я, право, не знаю.

— Сыграйте, Маша, — попросила Марфа Ивановна, — о том, как вы музицировали, я приятно наслышана от Анны Гавриловны. 

Маша откинула рукава платья, положила пальчики на клавиши клавесина и заиграла, беззвучно помогая себе пухлыми, полуоткрытыми губками. Зазвучала музыка, которая, несомненно, проникала за закрытые двери кабинета, что волновало Машу больше, чем восторженные взоры Анны Гавриловны и Марфы Ивановны.

В кабинете хозяина, сорокатрёхлетнего графа Павла Ивановича Ягужинского шла карточная игра в фаро. Павел Иванович и сорокалетний барон Андрей Иванович Остерман, член Верховного Тайного Совета, играли против пятидесяти трёхлетнего светлейшего князя Александр Данилович Меншикова и его будущего зятя, двадцатипятилетнего польского графа Пётра Сапеги, не без помощи светлейшего возведённого императрицей Екатериной в звание фельдмаршала.

Граф Пётр слышал игру невесты и улыбался: ему, несомненно, нравилась игра Маши, а ещё больше – сама Маша. Светлейший князь хмурился – игрок из будущего зятя никакой и Александр Данилович уже продул сорок рублей, для него сумма – тьфу, мелочь, но, обидно. Правила игры не предполагают разговоров, но светлейший не стерпел, чтобы мелким уколом не отомстить Ягужинскому:

— А, что, Павел Иванович, как там хомуты – не досаждают? – намекая на то, что императрица назначила его обер-шталмейстером на императорские конюшни.

— Хомуты не досаждают, — улыбаясь, невозмутимо парировал Ягужинский, — а вот жеребцы – замучили.

— А что так?

— Овса сверх меры требуют, — ехидно сказал граф, намекая об амуре Меншикова и Катерины. Осторожный Остерман дипломатично смотрел в карты и молчал, хотя в глубине души поддерживал Ягужинского – уж очень достал всех светлейший князь. Всё ему мало наград, денег, почестей. В последнее время в столице разговоры только о курляндском деле светлейшего князя.

А дело состояло в следующем.

После разгрома шведов в полтавской битве Пётра I пригласил король Пруссии Фридрих I Вильгельм фон Гогенцоллерн в Мариенвердер для переговоров о будущем северной Европы. Вначале предполагали встретиться в Кёнигсберге, но там пронеслась чума, и встречу перенесли в благополучный Мариенвердер. Корабль Пётра I пристал к берегу вблизи города к вечеру 15 октября 1709 года, где его ждали несколько карет, а перед самим городом его встречал сам Фридрих I.

Они по-братски сели в одну карету и поехали в замок. При въезде в город венценосных особ встречали торжественным строем и пушечным салютом. Пётр I, обговаривая политические дела, и находясь с Фридрихом I в весьма приятных отношениях, сговорился между делом обвенчать 16-летнюю племянницу Анну Иоанновну, дочь брата Пётра, Ивана Алексеевича, с семнадцатилетним племянником короля Пруссии, герцогом Курляндским и Ливонии, Фридрихом Вильгельмом фон Кетлером. Тем самым упрочив их союз политический.

По совершеннолетию герцога Фридриха Вильгельма фон Кетлера в июне 1710 года подписали брачный контракт с Анной Иоанновной, а в августе он прибыл в Россию, где его с удовольствием встречал Пётр I. Юный герцог в полной мере ощутил русское