ощутил, как хорошо вернуться домой. Он любил бывать у Бьёрнара, ему нравилось ездить к тёте и дяде, но оказывается, тут, дома, ему было лучше всего. От этого чувства Каосу сделалось жарко, ноги налились свинцом, и он не мог быстро взбежать по ступеням.

Папа открыл дверь, и Каос бросился ему на шею.

— Здравствуй, сынок! — сказал папа, обнимая Каоса.

— А где мама?

— У них собрание, она немного задержится. Расскажи-ка мне про коляску. Сумел дядя сделать всё, как хотел?

И Каос стал рассказывать про коляску, про дядю с тётей, про маленькие финские сани и про дядиного соседа, который привёз их в город на своём грузовике.

А когда он кончил рассказ, и, они с папой поели, пришла мама, и Каос рассказал всё во второй раз. Чтобы папа с мамой могли представить себе, как теперь выглядит коляска Бьёрнара, Каос сел на стул и взял в руки палку, на которую надел крышку от кастрюли Мамин зонтик изображал тормоз, а с помощью ручки от мясорубки Каос как будто поднимал и опускал колёса. И папа с мамой всё прекрасно поняли.

— Эве с Бьёрнаром повезло, что наш дядя такой мастер, — сказал папа. — А если они когда-нибудь поедут с нами в горы, ему придётся приделать к коляске полозья от финских саней.

Каос кивнул, с трудом сдерживая зевоту: ему уже очень хотелось спать, но он старался, чтобы папа с мамой этого не заметили. И зря старался, потому что папы и мамы обычно замечают всё.

— Пора спать! — сказал папа. — Сегодня моя очередь беседовать с Каосом перед сном.

— Хорошо, — согласилась мама. — Только пусть он не забудет почистить зубы.

От этих слов сон Каоса как рукой сняло. Он будто проснулся и начал бегать по квартире — из кухни в гостиную, из гостиной в спальню, из спальни опять в кухню. Он хотел, чтобы папа побегал за ним. Он даже спрятался под стол, но уж под стол за ним папа не полез.

В конце концов, оба выбились из сил.

— Поиграли, и хватит, — сказал папа. Но Каос побегал ещё немного. Папа молча ждал его. Потом они вместе пошли в ванную, и Каос выдавливал пасту, чистил зубы и полоскал горло. Папа его не торопил, но Каос и без того всё делал быстро — он вспомнил, что его ждёт беседа с папой. Надев пижаму, он нырнул в постель.

Папа сел к нему на край кровати и спел одну старинную песню, которая очень понравилась Каосу. Потом он рассказал ему про лисицу: лисица бежала по дороге и нисколько не испугалась маленького голубого автобуса, возвращавшегося в город.

— Голубой автобус посигналил ей? — спросил Каос.

Папа покачал головой.

— Нет. Голубой автобус был не в духе. Он уже много дней не в духе, потому что у него почти нет пассажиров. Правда, я объяснил ему, что скоро всё изменится: дни станут длиннее, морозы кончатся, и туристы снова начнут ездить в горы.

— А сейчас туда никто не ездит?

— Почти никто.

— А что было потом?

— Увидев лисицу, мы ненадолго остановились. В автобусе было всего два пассажира. Когда лисица убежала, мы поехали дальше. Голубой автобус был погружён в свои мысли. Он не смотрел ни на лес, ни на усадьбы, ни на заснежённые поля и даже не заметил, как миновал нашу площадь. Сегодня он не танцевал перед Газетным домом, а поехал прямо на автобусную станцию.

— Почему не танцевал?

— Ему не захотелось, ведь в двух знакомых окнах первого этажа не горел свет. Автобус сразу понял, что там никого нет, и не стал танцевать.

— Автобусу было грустно?

— Да, немного, — ответил папа. — Ему, не мне, ведь я знал, где вы.

— А завтра он нам потанцует? — спросил Каос.

— Думаю, потанцует. — Папа улыбнулся.

— Как хорошо, что мы все уже дома, сказал Каос и зевнул.

Папа тихонько запел песню. Каос зевнул ещё раз и закрыл глаза.

Типография стучала. Водопад шумел. Все было так, как нужно. Каос заснул.