В конце концов ноги сами привели его к трубке.
«Похлебка» начала менять цвет. Каждую минуту что-то громко взбулькивало, и посреди мерзкой жижи расплывалось изумительное радужное пятно — словно предвестник чудовищного праздника на останках. Затем один за другим ударили несколько грязевых гейзеров. Последний, хрипя и кашляя, выкинул к самым ногам лейтенанта россыпь камней, облепленных отвратной полужидкой массой. От них валил пар. Стиг машинально потер один камушек ногой, и золото на синем, нежданное на балу смерти, вонзилось в глаза.
Так же машинально он сосчитал камни. Не поверил себе, пересчитал заново — и вздрогнул: их оказалось восемь!
Стиг не был суеверным, но сейчас ему стало не по себе. Он попытался выдавить из сознания дикую мысль, будто восемь блестяшек, извергнутых не принявшим их адом, подают некий знак. Так недолго внушить себе, что в инопланетную гальку воплотились души погибших ребят… Лейтенант уже собрался, легонько пнув ближайший камень, скинуть его обратно в «сатанинский супчик», а потом отправить следом остальные. И… не решился. Разбирать ЧП, повлекшее человеческие жертвы, — занятие долгое и утомительное. Когда с формальностями было покончено, камешки успели остыть. Стараясь не привлекать к себе внимания, Стиг сгреб их ногой в кучку. Затем наклонился, наскоро обтер и рассовал по карманам. Больше он с ними не расставался.
СТИГ ПРИНЯЛСЯ перебирать камешки по новой и дошел до «Болеслава», когда в кабинет впорхнула Эва. Она с трудом удерживала смех — видимо, хотела рассказать что-то забавное. Но, увидев, чем занят муж, недовольно надула губы.
— Сти-и-иг, — протянула Эва, облокотившись на стол и по-кошачьи выгнув спину. — Опять за свое? Ну скажи, пожалуйста, зачем ты травишь себя? Да, понимаю, тебе больно, но… Их ведь никого уже не вернешь. У тебя теперь совсем другая жизнь. Лучше послушай, что я узнала!
Стиг выдвинул ящик стола и бережно ссыпал туда камешки.
— Да-да, — продолжая думать о своем, ответил он. — Что-нибудь интересное?
После того как распался первый неудачный брак, Стиг долго не женился. Многие были уверены: обжегшись раз, он уже до конца дней не даст захомутать себя ни одной красотке. Но, как ни удивительно, такая нашлась!
Их свело то самое прощальное застолье, которое Стиг устроил, решив досрочно уволиться из косморазведки. Один из приглашенных офицеров пришел с дочкой, и она, увидев хозяина, тут же уткнула в него свои зеленые глазищи. У Стига — впервые за много лет — сладко заныло сердце. Он пытался убедить себя, что у девчонки просто очередная блажь, что смешно говорить о сколь-нибудь серьезных отношениях при двукратной разнице в возрасте. Но так и не смог отказаться от нежданного подарка судьбы…
— Вот, значит, — защебетала Эва, — залетаю я к Марине, а у нее новый бойфренд — уже, наверное, восемнадцатый по счету. Мне сразу жутко не понравился — вижу, что барахло мужик. Он посидел и ушел, тут я на нее и наскочила. Ты что, говорю, совсем себя перестала ценить? А она: да ты ничего не понимаешь, он — мой последний шанс, у него аж целых три достоинства. Во-первых… Стиг, ты же меня совсем не слушаешь!
— Извини, — он погладил жену по руке и натянуто улыбнулся. — Не могу переключиться. Значит, так: мужик сделал Марии восемнадцать подарков, а она говорит, что это барахло?..
Эва только вздохнула. У нее не укладывалось в голове, как можно все перепутать в простенькой истории.
— Ты переутомился. Совсем себя не бережешь, копаешься в прошлом, а это расшатывает психику. Давай я дорасскажу тебе позже, а ты пока отдохни. Только обещай мне, что не притронешься к ним… к этим… Договорились?
— Хорошо.
Когда Эва вышла, Стиг какое-то время слушал, как удаляется звук ее шагов. Затем снова выдвинул ящик, достал камешки, аккуратно выложил перед собой и накрыл ладонями. Ему не обязательно было их видеть — каждый из восьмерки он в совершенстве изучил на ощупь, запомнил мельчайшие бугорки и впадинки, так что спутать один с другим казалось кощунством.
— До чего же ты мало пожил, Уве, — обратился Стиг к одному из камешков — крайнему слева, самому маленькому. — Даже девчонку не успел себе найти, желторотик… То ли дело Антонио — к нему бабы в очередь выстраивались! Вот кому было бы что представить в картинках лет через пятьдесят, когда об этом деле остается только вспоминать… А ты, непоседа Фабиан, чего все время суетился? Неужели догадывался, что судьба не отмерит тебе и четверти века? Вот Гуннар сроду никуда не спешил. И когда проваливался в трубку, не дергался, не орал, не махал руками. Глянул под ноги, все понял — и молча ухнул вниз. Забияка Робер… Сколько раз я собирался дать тебе пинка под зад за неуживчивость! Пожалел, оставил в группе, а надо было гнать в три шеи — жизнь бы спас дураку! Алексей… Почти у каждого была какая-то крайность, только не у тебя. Все делал быстро, но не суетился. Баб любил, но не превращал, как Антонио, охоту за юбками в подобие спорта. В драку первым не лез, но если что — никому спуску не давал. Мог бы раньше всех из восьмерки стать младшим командиром. Мог бы… — он помолчал. — Вы, Янош и Болеслав, были друзья не разлей вода. Даже тогда, уже по колено в этой дьявольской жиже, рванулись друг к другу, словно хотели обняться напоследок. Не успели…
Стиг закрыл глаза. Казалось, он задремал. Лишь вглядевшись в его застывшую фигуру, можно было заметить, как медленно-медленно, оглаживая что-то лежащее на столе, движутся кисти рук.
«Как же вы были не похожи, — думал Стиг. — Ни за что бы не поверил, что кто-то сумеет обтесать вас на один манер. А вот смерть смогла — это старуха умеет делать в совершенстве. Даже я теперь еле различаю вас по неуловимым приметам. Все такие приятные глазу, гладенькие, тепленькие…»
Тепленькие?!
Стиг вздрогнул, открыл глаза и раздвинул пальцы. Из-под них выглянули три камешка — «Антонио», «Алексей» и «Янош». Внешне они не изменились ни на йоту, но почему-то нагрелись. Как и остальные пять.
Годы общения с планетологами научили Стига подходить к любому феномену с научной меркой. И сейчас ему представился странный, даже таинственный минерал, способный запоминать условия, в которых находится. Неизвестно, как он ведет себя в трубке Хольца, но, извлеченный на свет божий, может выкинуть удивительный фокус. Когда его трогают человеческие пальцы,