Ф. Скотт Фицджеральд Краткое возвращение домой

Я оказался рядом с ней, поскольку задержался, чтобы пройти вместе от входной двери до гостиной. И этого для меня было уже много. Она неожиданно расцвела, в то время как я, старше ее годом, все еще оставался «гадким утенком», и в течение десяти дней, проведенных нами дома, едва осмеливался к ней приблизиться. Я не намеревался ни заговорить, ни коснуться ее руки на протяжении этих трех метров, которые мы должны были пройти бок о бок, но таил смутную надежду, что она сама что-нибудь сделает, окажет какое-либо внимание лично мне.

Была какая-то магия в ее розовых ручках, в маленьких локонах, завивающихся на затылке. Она имела ту веселую самоуверенность, какой обладают юные хорошенькие американки, достигшие семнадцати лет. Она являла собой почти законченное совершенство, как мраморная статуя, на которой однако еще не высохла роса.

Она уже находилась на пороге иного мира — мира Джо Джелке и Джима Касирета, ожидавших нас в машине. За один год она обогнала меня навсегда.

Когда я стоял посреди гостиной, возбужденный Рождеством и близостью Элен, из столовой вышла служанка, спокойно заговорила с ней и вручила записку. Элен прочла, и ее глаза вспыхнули, как случается с электричеством в загородном доме, когда напряжение в цепи резко возрастает и все лампы озаряют пространство. Она бросила на меня странный взгляд, на который я не знал, как ответить, и, не произнеся ни слова, последовала за служанкой в столовую и дальше. Я сел и в течение четверти часа перелистывал журнал.

Вошел Джо Джелке: его лицо покраснело от холода, из отворотов мехового пальто выбивался белый шелковый шарф. Джо учился на четвертом курсе в Нью-Хейвене. В Университете он числился на хорошем счету и, на мой взгляд, был красив и аристократичен.

— Что, Элен не идет?

— Не знаю, — ответил я сдержанно. — Она была готова.

— Элен! — позвал он. — Элен!

Он оставил дверь открытой, и вместе с ним в гостиную ворвался порыв холодного ветра. Он поднялся до середины лестницы — Джо был другом дома — и принялся снова звать, пока наверху не показалась мисс Бэйнистер и, наклонившись через перила, не сказала, что Элен внизу. В это время на пороге столовой возникла служанка.

— Мистер Джелке, — произнесла она тихим и слегка нетерпеливым голосом.

Лицо Джо, повернувшегося к домработнице, омрачилось: он понял, что она принесла плохие новости.

— Мисс Элен просила передать, чтобы вы отправлялись на вечер без нее. Она вас там найдет.

— Что случилось?

— Она не может сейчас идти. Она пойдет позже.

Джо колебался в растерянности. Это ведь последний большой бал наших каникул. Джо Джелке был без памяти от Элен. Он пытался заставить ее принять на Рождество перстень, но она отказалась, и тогда он подарил кошелек с золотыми застежками, который стоил не менее двух сотен долларов. И он был не одинок в ряду влюбленных в Элен: по крайней мере, трое или четверо находились в том же состоянии, что и Джо. Все это успело произойти во время ее десятидневного пребывания дома. Джо имел больше шансов, чем остальные, поскольку был богат, обворожителен и в своей семье ни в чем не знал отказа. Он считался самой выгодной партией Сент-Пола. Мне казалось, что предпочесть ему кого-либо другого невозможно. Однако ходили слухи, будто Элен заявила Джо, что «он чересчур идеален». Думаю, на взгляд Элен, ему не хватало тайны, а это серьезный недостаток в глазах молодой девушки, не помышляющей пока о замужестве…

— Что делает она на кухне? — спросил Джо раздраженным голосом.

— Ее там нет.

Служанка была чем-то обеспокоена.

— Нет, она там.

— Она вышла через черный вход, мистер Джелке.

— Я хочу убедиться.

Я последовал за ним. Кухонная прислуга, состоявшая из шведок, покосившись на нас, продолжила мытье посуды, и наш проход сопровождался кастрюльным грохотом. Незапертая входная дверь хлопала на ветру. Выйдя на заснеженный двор, мы заметили задние огни какого-то автомобиля, сворачивающего с подъездной аллеи на дорогу.

— Я отправляюсь в погоню, — решил Джо. — Я ничего не понимаю.

Я был чересчур поражен случившимся, чтобы спорить. Мы бросились к машине Джо и пронеслись зигзагом по всему району, обшаривая глазами попадавшиеся по пути автомобили… Прошло не менее получаса, прежде чем Джо в своем отчаянии осознал бесполезность поисков. Сент-Пол — город с почти трехсоттысячным населением. Да и Джим Касирет напомнил, что мы должны заехать за еще одной девушкой. Джо рухнул на спинку сидения, как раненое животное, укутавшись в меланхолию и меха. Но каждые две минуты он выпрямлялся в своем углу и выражал протесты, раскачиваясь взад-вперед.

Подружка Джима была готова и ждала нас с нетерпением. После того что произошло, ее нетерпение показалось нам не заслуживающим внимания. И все же она была очаровательной. Самое чудесное в Рождественских каникулах — это то возбуждение, которое охватывает человека, неожиданно увидевшего себя повзрослевшим, преобразившимся, свободным в своем выборе и готовым к приключениям, способным полностью изменить судьбу. Джо Джелке показал себя вежливым, но из своего отупения выйти не сумел. Он участвовал в разговоре лишь коротким отрывистым смешком. Затем мы двинулись к отелю.

Шофер подъехал к зданию с неудобной стороны — той, что не предназначалась для приглашенных, — и именно из-за этого неверного разворота мы натолкнулись на Элен Бейкер, выбиравшуюся из маленького двухместного автомобиля. Еще до того как наша машина остановилась, Джо Джелке выпрыгнул на снег.

Элен повернулась к нам: ее лицо выражало удивление, но не беспокойство. Похоже, она не вполне осознавала, что мы и в самом деле здесь. Джо приблизился к ней с суровым, достойным и укоризненным видом, который, по моему мнению, был совершенно оправдан. Я держался рядом.

В автомобиле сидел мужчина примерно тридцати пяти лет, с худым, резко очерченным лицом, даже не давший себе труда помочь Элен выйти. Его щеки были впалыми, улыбка мрачной, глаза полными презрения к человечеству. Это были глаза зверя на отдыхе, относящегося в этот момент к другому виду. Они не казались агрессивными, скорее спокойными, но все же принадлежали зверю и не оставляли никакой надежды. Глаза не проявляли воинственных намерений, но чувствовалось, что мужчина сумеет воспользоваться любой, едва заметной, слабостью противника.

Я причислил его к разряду «бездельников», тех, что проводят свое время, облокотившись на прилавок табачного киоска, пытаясь подметить по Бог знает какому внешнему знаку малейший изъян в чужой душе, из которого они могли бы извлечь выгоду.