- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Дина Леонтьевна Бродская, Антонина Георгиевна Голубева Белоснежка
Глава первая
Была у Аришки с Ксенькой такая дружба, что мальчишки дразнили их: „Ксенька и Аришка — чугунок да крышка“. Да и как не дружить? Были они одногодки, жили в одном доме, по одной лестнице, и матери у обеих на Прохоровке работали. „Прохоровкой“ звали в Москве большую ситценабивную фабрику купца Прохорова. Еще эту фабрику называли „Трехгоркой“, — наверно, потому, что стояла она на трех холмах. И Аришкина мать и Ксенькина — обе были ткачихи. Дружили подруги крепко, хотя характеры были у них совсем разные. Аришка — та была девочка веселая, непоседливая. Она любила крикливые, шумные игры и бегала быстрее всех во дворе. Ксенька, наоборот, любила сидеть дома с книжкой или шитьем. Она была мастерица рассказывать сказки. Каждое утро в восемь часов Ксенька стучалась в дверь подруги. Ей открывала сама Аришка. — Готова? На наших часах уже двадцать минут девятого, — говорила Ксенька; она обычно прибавляла пятнадцать-двадцать минут, потому что всегда боялась опоздать. — Успеем! Вот только пример доделаю. — А стих выучила? — Выучить-то выучила… Да вот конец никак не могу запомнить. Ну, ничего, по дороге повторю. Аришка торопливо собирала тетрадки и запихивала их в сатиновую синюю сумку, на которой красными нитками было вышито: „А. Ершова“. Ксенька нетерпеливо топталась у дверей. — А чистописание взяла? Арифметику не забудь, сегодня третий урок, задачки решать будем. Аришка металась по комнате, собирала разрозненные листки и книжки, хватала на ходу из чугуна вареную картофелину и наскоро жевала. — Волосы-то причеши, растрепа! — напоминала Ксенька. Примочив пышные волосы под рукомойником, Аришка расчесывала их железной гребенкой, второпях выдирая целые пряди. — Ей-богу, опоздаем! Я одна пойду, — грозилась Ксенька. — Уже, наверное, пол-девятого… Наконец они выходили из комнаты в длинный грязный коридор. Здесь было четырнадцать дверей, и возле каждой у стены стояло деревянное корыто или помойное ведро. Аришка вешала на свою дверь большой желтый замок, похожий на калач, и бежала на кухню. Там она влезала на холодную плиту, на цыпочках тянулась к полке и опускала ключ от комнаты в глиняный кувшин. — Поворачивайся скорей! Копуша! Ксенька первая выскакивала на лестницу. — Подожди! Иду!.. Аришка догоняла подругу во дворе. Выйдя за ворота, они перебегали на другую сторону, где был часовой магазин Мейера. — Торопила-торопила, а время только четверть девятого! — сердилась Аришка. — А может, эти часы отстают… Чем спорить, лучше стих бы учила. Повторяя таблицу умножения и стихи, девочки незаметно доходили до Предтеченского переулка. Здесь стоял трехэтажный дом с железной вывеской, где золотыми буквами было написано:
Пресненское 4 классное городское училище имени Копейкина-Серебрякова.Уроки и школе кончались около четырех часов. Из школы подруги шли не спеша. Им не хотелось возвращаться домой, и душные маленькие комнатки, где никогда не выветривался запах постных щей и махорки, где за перегородками ругались соседки и плакали день. Другое дело на улице. Здесь было на что поглядеть! То встречались похороны, то шли солдаты с духовым оркестром, то вели и участок воришку, и за ним, с криками и улюлюканьем, бежала толпа мальчишек. А лавок сколько! Ксенька с Аришкой заходили во все магазины подряд, даже и аптеку и в похоронное бюро. Но больше всего им нравились галантерейные лавки. Здесь, если приказчик казался не очень злым, Аришка спрашивала: — Дяденька, а сколько стоит аршин розовой ленты? Ксенька дергала ее за рукав и шептала: — Пойдем! Денег-то все равно нету… Но Аришка только отмахивалась. Она была упрямая и озорная. Недаром мать ее звала „шалой“. Глазея по сторонам, девочки проходили всю Большую Пресню. У Зоологического сада уже горел газовый фонарь. По субботам шло много народу в знаменитую на Пресне Бирюковскую баню. Ползли по улице с вениками подмышкой старики и старушонки, такие дряхлые, что казалось они не доберутся до бани. Шли целые семьи: женщины несли на руках закутанных младенцев, похожих на кульки; рядом с матерью, держась за ее юбку, ковыляли малыши, а позади старшая дочка волокла таз и узел с бельем. По субботам, около пяти часов вечера, Ксенька и Аришка всегда встречали остроносую девочку в капоре и в синей бархатной шубке. Это была дочь военного доктора Матвеева с Большой Пресни. Девочку провожал усатый денщик. Он нес черную нотную папку. Подруги называли девочку в капоре „докторская“ или „дылда“. Их очень смешило, что огромный усатый солдат на перекрестках бережно переводит за руку такую большую длинноногую девчонку. Однажды подруги шли сзади и видели, как девочка, поставив ногу на тумбу, скомандовала: „Трофим, застегни!“ Солдат наклонился и стал застегивать ботик. Ксенька фыркнула: — Постыдилась бы! Такая здоровенная! Ей, наверно, как нам, лет двенадцать, не меньше. — Настоящая дылда!.. Возле часовни мученика Пантелеймона девочка в капоре остановилась. Она пошарила в карманах шубки и сказала: — Трофим, дай гривенник! — Де ж я, барышня, возьму? — Мне нужно! — топнула ногой девочка. — Я хочу опустить в церковную кружку. Денщик вздохнул, переложил нотную папку подмышку, отвернул шинель и полез в карман. Он вытащил маленький засаленный кошелек, долго рылся в нем и наконец протянул девочке монету. — Три копейки! Мало! — покривилась девочка, но все-таки подбежала к каменной нише и, перекрестившись, опустила монету в кружку. — Видела? Деньги-то, наверно, солдатовы, — шепнула Аришка. — Это она, видно, перед экзаменом бога задобрить хочет… От Зоологического сада к Кудринской площади дорога поднималась в гору. Мимо пожарной части подруги старались пробежать как можно быстрее. Они боялись, что, того и гляди, распахнутся деревянные ворота пожарного сарая и оттуда под звон колокола, раздувая ноздри и храпя, вылетят сытые лошади серой масти и растопчут их под копытами. Добежав до садовой решетки Вдовьего дома, девочки останавливались передохнуть и клали сумки на каменный выступ ограды. В церкви Благовещенья звонили ко всенощной. Смеркалось, но еще хорошо был виден в глубине сада большой оранжевый дом с колоннами, сырые дорожки и голые кусты сирени. На длинных скамеечках, точно вороны,
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »