Надеюсь.

^{Открывает дверь. Врываются террористы.}

Первый террорист. Где он?

Второй террорист. В спальне.

Третий террорист. В кухне.

Женщина. О Господи! Сделай так, чтоб я оглохла, а вы навсегда онемели. Вы убили всякое понятие о порядочности. Вы убили язык. Вы террористы.

Первый террорист. Да, мы террористы. И жаль, что приходится работать так. Но твой муж и такие, как он, должны быть выжжены из нашей жизни, как бородавки. А потом мы приведем сюда хороших соседей. И тогда не понадобится вам больше запирать двери, я обещаю.

^{Террористы впихивают в комнату ее мужа, голого и связанного.}

Муж. И ты их впустила?!

Женщина. Прости меня. Я только…

Муж. Ты помогла нашим врагам. Теперь они убьют меня.

Женщина. Я не смогла переступить через инстинкт соседства. Прости меня.

Муж. Я умру из-за твоей наивности.

Женщина. Отпустите его. Вы обманули меня.

Второй террорист. Когда-нибудь все снова войдет в норму, и, когда в вашу дверь постучат, вы без страха откроете ее.

Женщина. Никогда больше не открою дверь.

Первый террорист. Оттащите его в лес и пристрелите.

Женщина. Никогда больше не открою дверь.

Муж. Вы заставили меня ненавидеть жену в последние минуты моей жизни: я не чувствую ничего, кроме злобы.

Второй террорист. Вот и хорошо. Ты должен пострадать за свои грехи. Надеюсь, что твой ребенок будет плевать на твою могилу.

Первый террорист. Когда мы уйдем, закрой дверь.

Женщина. Оставьте нас одних. Дайте нам побыть вдвоем.

Первый террорист. Если мы это сделаем, ты нас обманешь.

Женщина. Клянусь вам, что не обману.

Первый террорист. Разве я могу верить твоей клятве? Ведь мы жестоко обманули тебя, и ты будешь права, если предашь нас. В борьбе, которую мы ведем, нет места прежним правилам. Тащите его!

Женщина. Прости меня.

Муж. Я очень этого хочу, но из-за твоей ошибки я погибну. А мне еще столько надо было сделать… Кто заменит меня в деревне? Я мог бы помочь очень многим. Очень многим. Но гибну из-за твоей ошибки.

Второй террорист. Вот это мне нравится. Я никогда не думал об этом.

Женщина. Постарайся. Постарайся простить.

Муж. Я очень хочу.

Женщина. Ну, тогда постарайся.

Муж. Подождите, не тащите меня.

^{Смотрят на него.}

Чтобы выжить, мы должны научиться всему, что забыли, и разучиться всему, чему нас научили. Тогда мы сможем преодолеть нашу бесчеловечность. А теперь поцелуй мне руки. (Вытягивает свои связанные руки, и она целует их.) Ну вот, и снова все хорошо.

^{Его выталкивают за дверь. Женщина стоит не двигаясь. Опускается на колени. Пауза.}

Детский голос. Мама…

^{Пауза. Входит Ребенок.}

Ребенок. Что это был за шум?

Женщина (смотрит на него). Это были убийцы.

Ребенок. Мама, ну не надо. Не будь…

Женщина. Принеси подушку со своей кроватки.

^{Он выходит, возвращается с подушкой.}

Дай сюда подушку.

^{Он подает ей подушку. Она прижимает подушку ему к лицу. Он пытается вырваться. Кажется, что их борьбе и объятиям не будет конца. Внезапно она отбрасывает подушку и обнимает его.}

Я открою дверь. Я открою дверь.

Необходимость проституции в развитых обществах

Действующие лица

Старуха

Молодая женщина

Молодой человек

^{Старуха сидит в кресле. Рядом переодевается Молодая женщина.}

Старуха. Как просто, думала я когда-то, бродила по комнатам особняков, ступала по разбитым стеклам и думала: как просто… Повсюду горят их бумаги, письма, а мы переходим из комнаты в комнату, размахиваем палками, на которые нацепили их корсеты, лифчики и прочее… Как просто. Почему мы раньше не начали все это? — думала я, а сверху сыпались мягким дождем хлопья пепла от горящих полицейских бумаг. Как стало чисто и как все быстро… И вдруг — выходя через черный ход — вижу, как наши люди выносят из огня большие картонные коробки, а в них — документы, документы полиции. И тогда мне пришло в голову: а может, все это и не так просто…

Молодая женщина. Зачем ты мне всё это рассказываешь? Ведь я об этом ничего не знаю, и мне это совершенно безразлично.

Старуха. Я должна рассказать. Почему ты не хочешь ничего знать об этом?

Молодая женщина. Все книги толкуют о том же старье. И все фильмы — о том же.

Старуха. Мы должны рассказать об этом.

Молодая женщина. Все одно и то же: герои и героини, красные повязки и винтовки, которыми вы размахивали…

Старуха. Но ведь это так и было.

Молодая женщина. Лицо рабочего. Грязный, и все улыбается.

Старуха. А ты все занята своими чулками, все подтягиваешь петли, все любуешься каблуками — не можешь оторваться от своих высоких каблуков.

Молодая женщина. Я не просила тебя любоваться моими ногами. Этим занимаются партийцы.

Старуха. Пол-Европы готова объехать в поисках нижнего белья.

Молодая женщина. Партийные боссы будут недовольны, если в спальне окажется, что у меня нижнее белье не по моде. Скажут: «Мы что, не заслужили шлюшек повыше классом? Мы, дети и избранники народа?» Ты бы послушала их! Бормочут о пятидесяти годах борьбы, а когда тычутся носом мне в ляжки, так мои трусики искупают все принесенные в этой борьбе жертвы. (Пауза.) Или что-то вроде того. У меня ведь высшее образование, со мной не соскучишься.

Старуха. Мы были счастливы. Счастливее вас.

Молодая женщина. Нет, я счастливее вас. Потому что я не верю.

Старуха. Счастье в том, чтобы верить.

Молодая женщина. Ты просто оправдываешь свою жизнь, свою жуткую жизнь.

Старуха. В ней были ошибки.

Молодая женщина. Заблуждения.

Старуха. Ты называешь это заблуждениями, а я…

Молодая женщина. Заблуждения — их любимое словечко! (Пауза.) Прости. (Пауза.) Кричу на старуху. Прости меня. Молодые безыдейны и аморальны. Я смотрела по телевизору выступление Генерального секретаря, и он сказал: «Мы извиняемся перед народом, признаем наши заблуждения, и в этом — знак нашего величия. Пусть их судит народ. Но каковы эти заблуждения! Чем крупней заблуждения, тем с большей готовностью их надо прощать». Прекрасно сказано. Порой мне представляется, что призраки казненных окружают кровать, на которой я совокупляюсь, и шепчут: «Твои заблуждения ничтожны, они лишь слегка тебя запятнали». (Пауза.) Я не завидую тебе. Вернее, завидую твоим страстям. И ненавижу тебя за то, что ты ещё жива. Ты должна была погибнуть вместе с остальными. Но