высказано не по адресу. Насколько я знаю, Зорге поддерживал связи с информатором, вхожим в круг принца Коноэ, премьер-министра Японии, чье правительство, правда, недавно пало. В те октябрьские дни 1941 года успешно шли решающие переговоры между Японией и Соединенными Штатами, которые могли решить вопрос войны и мира на Дальнем Востоке, и некоторая конфиденциальная информация о прогрессе на этих переговорах, считавшаяся государственным секретом, попала к Зорге. Появилась, таким образом, возможность политической мести или интриги, в которую оказался вовлечен и сам Зорге. Как признается здесь всеми, группа, враждебная по отношению к Германии, по-прежнему оказывает большое влияние на полицию и чиновников Министерства внутренних дел и юстиции, и потому мы не можем исключить возможность наличия антигерманских настроений среди тех сил, что стоят за действиями, направленными против Зорге».

Элементы, начавшие борьбу за кулисами японской политической жизни, вполне могли затеять подобную драматическую и скандальную провокацию.

Телеграмма германского посла поступила в Берлин в Министерство иностранных дел в ранний час 24 октября (по европейскому времени). Начальник отдела, курирующий посольство в Токио, записал:

«Рихард Зорге принадлежит к ближайшему кругу друзей посла Отта. В руководящих японских кругах хорошо знают, что Зорге поддерживал тесные связи с послом, еще когда последний был военным атташе. Зорге считается одним из лучших специалистов по Японии, хотя его критическое отношение к принимающей стране часто вызывало значительное неудовольствие официальных японских кругов… Как утверждается в полученной телеграмме, арест можно объяснить влиянием англофильской группировки, которую разозлило падение кабинета Коноэ, приписываемое, среди всего прочего, германскому влиянию… Обращение к премьер-министру Тодзио, который, будучи одновременно и министром внутренних дел, контролировал полицию, должно прояснить вопрос сразу, как только это будет возможно».

Первое, что сделал германский МИД, — пригласил и выслушал японского посла в Берлине, генерала Осиму, близкого друга Тодзио и одного из архитекторов, с японской стороны, тесного военного германо-японского альянса, а также ярого поборника вступления Японии в войну на стороне Германии.

Но каковы бы ни были его личные чувства, Осима и его люди в Берлине мало что могли сообщить. Да, это верно, что он получил «шифрованную телеграмму из Токио, касающуюся этого дела. Но это вопрос, относящийся исключительно к компетенции правосудия и полиции, и, в соответствии с японскими традициями, должен оставаться свободным от какого-либо политического влияния. Арест Зорге, естественно, не имеет особого значения с точки зрения внешней политики. Напротив, японская полиция не решилась бы арестовать Зорге, не имей она определенных причин подозревать его».

Возможно, что Зорге арестовали по обвинению в оказании помощи японскому коммунистическому движению.

Подобное сугубо официальное отношение к инциденту со стороны японского посольства в Берлине вызывало тревогу и не могло удовлетворить немцев. Чиновник германского МИДа счел подобное обвинение «в высшей степени маловероятным. Посол Отт и персонал посольства были единодушны в своих сомнениях, что Зорге — кстати, отрицавший свою вину, — мог совершить проступок, приписываемый ему». Берлин считал настоятельно необходимым как можно скорее разобраться с этим делом и освободить Зорге. Осиму попросили использовать все его влияние для решения вопроса в подобном духе.

31 октября японский посол стал несколько более разговорчивым. Во время случайной встречи с сотрудником германского МИДа, имеющим отношение к делу, Осима сказал, что «из телеграммы, которую мы получили от министра иностранных дел, стало ясно, что в распоряжении японских следственных органов имеются письменные доказательства связей Зорге с японскими коммунистами. И потому почти невозможно вмешаться в процесс, который должен завершиться судом — инстанцией, политически независимой и ответственной лишь перед самим императором».

Осима считал вполне возможным, что Зорге мог использовать коммунистов для получения политической информации о тенденциях и настроениях, господствовавших в японском правительстве и в стране вообще. Германский чиновник, с которым беседовал посол, счел это в высшей степени невероятным. Он сам служил в Токио и лично знал Зорге, «но никогда не замечал в нем каких-либо коммунистических наклонностей».

Однако и Осима, и германский МИД были единодушны в том, что дело это не должно навредить, да еще в столь деликатный момент истории, курсу германо-японских отношений, направленному на достижение полного военного и политического согласия. Вот почему первая реакция Осимы была точно такой же, как и у его германских коллег. Он не уставал подчеркивать, что «возможно, лучшим решением было бы позволить Зорге беспрепятственно покинуть Японию, с тем чтобы враг не мог извлечь политический капитал из этого инцидента». В любом случае он, якобы, вмешался бы в дело только с тем, чтобы решить его в пользу Зорге.

В Токио тем не менее по-прежнему не намечалось никаких признаков прояснения обстановки. 13 ноября германский посол телеграфировал в Берлин, что несмотря на постоянные напоминания, японский МИД до сих пор не представил никаких доказательств тех обвинений, что были выдвинуты против арестованного, и не сумел договориться о министром юстиции. Необходимые запросы так и не были сделаны. Не разрешалось более и посещать арестованных немцев.

Несмотря на то что дело держалось в строгом секрете, германскому посольству стало известно о многочисленных арестах среди японцев. «Высокопоставленный чиновник информировал меня по секрету, что арестовано уже более трехсот человек».

Личность Макса Клаузена к этому времени уже была установлена по архивам германского консульства в Йокохаме, где он проходил как бизнесмен, занимающийся экспортно-импортной торговлей и живущий в Японии с 1935 года. «До сего дня в консульстве не слышали ничего в отношении политических взглядов Клаузена и его жены, что могло бы повредить их репутации».

Однако 25 ноября генерал Отт смог телеграфировать в Берлин содержание краткой ноты Японии на немецком, подготовленной для посольства аппаратом общественного обвинителя и составленной на основании результатов предварительного следствия по делу Рихарда Зорге. Документ был передан послу японским министром иностранных дел «с просьбой сохранить все в строгой секретности». Этот меморандум приподнял мрачную завесу, окутавшую Зорге с момента