передо мной курительную лампу красного цвета. Предупреждения богов часто настигают в самый неожиданный момент, и с этим ничего нельзя поделать, но духовники за много веков научились особыми упражнениями и молитвами вызывать предсказания. Для учеников вроде меня, которые ещё не овладели своими способностями в полную силу, существуют курения из трав, грибов и минералов. Лампы разного цвета используются для разных типов предсказаний. Я пока что имел дело с синими, которые помогают узнать погоду, и зелёными, с помощью которых можно предсказать урожайность года. Красные, как я знал, рассказывали о людях.

   Изинботор зажёг лампу и я наклонился, вдыхая тёплый терпкий воздух и старательно изгоняя из своего сознания все мысли, не связанные с Азаматом. Я просидел так довольно долго, лампа прогорела наполовину, но мне так ничего и не явилось.

   Наставник смотрит за мной от окна, к которому отошёл, чтобы не вмешиваться в мои мысли и не подвергаться воздействию дыма.

   -- Боги не хотят открывать мне свои замыслы, -- вздыхаю я, отодвинувшись от лампы.

   Он смотрит на меня оценивающе, но в итоге решает, что я достаточно преуспеваю в учении, чтобы не наделать ошибок, пусть даже и с новой лампой.

   -- Возможно, мы не там ищем, -- задумчиво изрекает он. -- Как я уже сказал, богов интересуют более крупные вещи, чем жизнь одного человека, -- он снова обращается к полкам, роется ещё дольше, чем прошлый раз, и находит ларец, закрытый на ключ и на слово, из которого достаёт ещё одну лампу -- жёлтую. Я никогда раньше не видел жёлтых ламп.

   -- Обычно, -- говорит он, уловив моё удивление, -- ученикам не доверяют тайны Вселенной, а Старейшины не пользуются лампами для предсказаний. Но для исключительных случаев существуют жёлтые лампы.

   Он ставит лампу передо мной и зажигает. Я едва успеваю вдохнуть первую волну дыма, как мир перевернулся, все мои чувства обострились, а сердце забилось сильнее. Я попал в комнату, где на подушках лежал Азамат -- гораздо старше, чем сейчас, в красивой дарёной одежде, но лицо его было изборождено страшными шрамами. Однако он был весел, громко смеялся, и вокруг него было много друзей. Я чувствовал -- хотя и не видел, в предсказаниях не всё предстаёт перед взором, некоторые детали можно только услышать или почуять, а иные являются в виде слов, -- присутствие в комнате двух странных людей и, сосредоточившись на них, понял, что это жена и сын Азамата. Мне сразу стала ясна природа его веселья -- и тут же предсказание оборвалось.

   Я очнулся, лёжа на полу. К тому времени я уже много раз видел будущее, и научился удерживать равновесие, а то и вовсе не меняться в лице. Но в этот раз предсказание свалило меня на добрых полчаса.

   Я открыл было рот, чтобы передать своё знание Изинботору, но тот закрыл губы ладонью.

   -- Боги открыли тебе больше, чем открыли бы мне, потому что Азамат твой друг. Когда настанет время, я узнаю его судьбу, а пока храни её в тайне. Как бы тебе ни хотелось поделиться с другим духовником или с самим Азаматом, сожми зубы и молчи. Ты уже не хуже меня знаешь, что боги не любят, когда в их замыслы вмешиваются.

   Я кивнул, встал с пола и вышел вон, не обронив ни слова, потому что боялся сказать лишнее.

   ***

   Подойдя к дому целителя Ндиса, я увидел расходящуюся толпу. Я поймал за рукав одного парня, который учился вместе с Азаматом.

   -- Что тут происходит?

   -- Да невесть что, -- он угрюмо пожимает плечами. -- Арават от него отрёкся.

   -- Как отрёкся?! -- думаю, что говорю я, хотя у меня так спёрло дыхание, что вряд ли мой собеседник слышит что-то, кроме хрипа.

   -- Да вот, представляешь, пришёл, посмотрел на сынка своего, и говорит, мол, за каким шакалом мне нужен такой урод? У меня ещё второй сын есть, лучше, да и новых наделать не штука, мол, не старый я ещё. И ушёл.

   -- И что же теперь? -- спрашиваю дрожащим голосом. Я прекрасно знаю что, но так надеюсь...

   -- Ну а что теперь, теперь всё! -- категорически заявляет он. -- Вышлют и с концами. Кому он нужен-то теперь?

   И уходит прочь, махнув рукой.

   Я стою посреди улицы на подгибающихся ногах. Мой друг -- урод -- всеми любимый -- никому не нужный -- но у него будут жена и сын! -- но он изгнанник... Вцепляюсь в волосы, мечусь. Сколько гнева обрушится на меня? Но неужели его у меня больше не будет? Мне отвратительно на него смотреть! Всем отвратительно! На что я буду похож, если... и как я буду жить без его похвалы? Я знаю теперь, что его будут любить потом, когда он будет старше... я видел расшитые самоцветами одежды и длинные волосы, перевитые драгоценными нитями... Он не навсегда впал в немилость богов. А я его духовник, я должен сберечь его до того счастливого времени...

   Обливаясь слезами, я медленно вхожу в дом целителя. Кажется, прошлый раз я тут был вчера -- я не знаю, сколько времени провёл у Наставника.

   Азамат лежит всё там же. Мне кажется, его ожоги стали ещё страшнее, но я плохо вижу сквозь слёзы. Я сажусь на край кровати и трогаю его за плечо. Он открывает глаза.

   -- Малыш... Что ты тут делаешь?

   Он давно меня так не называл. Я могу только всхлипывать.

   -- Не смотри на меня, -- говорит он. -- Не печалься.

   -- Что ты будешь делать дальше? -- выдавливаю я.

   -- Наёмничать, что ж мне ещё остаётся, -- вздыхает он. -- Я уже пробовал. Не торговать же сидеть. Не унывай, малыш, я не пропаду.

   А в глазах пустота.

   Я так хочу ему сказать, что всё будет хорошо, что он ещё будет счастлив -- а он в это сейчас ни за что не поверит... Но нельзя.

   -- Я поеду с тобой, -- говорю.

   -- Да ты что! -- он кашляет, наверное, пытается усмехнуться. -- Куда ты поедешь, ты ещё учение не закончил!

   -- К шакалам учение! -- рычу я. -- Я достаточно умею! Я не оставлю тебя одного, как все эти умхнувш!

   Он улыбается одной стороной рта. Вторая теперь навечно в ухмылке.

   -- Не надо. Я знаю, что ты меня любишь. Не губи свою жизнь вслед за моей. Пожалуйста, малыш, ради меня, выучись как следует. Я обещаю тебе, что со мной ничего плохого не случится за это время.

   ***

   Когда Азамат смог ходить и пользоваться руками, я помог ему собрать вещи. Пока мы выворачивали бесконечные шкафы с одеждой, настала ночь, а с ней пришёл Арон. Он тоже был заплаканный, как я, да ещё постоянно озирался в страхе, что отец прознает, что он тут был. Мне-то бояться было некого, мой собственный отец давно умер, а братьев, кроме Азамата, у меня