"Таинственного незнакомца", Сатана оставался чисто условным персонажем, своего рода маской, часто используемой в памфлетах, публицистике н даже в повестях-притчах. Есть у Твена небольшая серия памфлетов, так и озаглавленная: "Письма Сатане"; она создана в 1897 г.. но увидела свет лишь двадцать шесть лет спустя в посмертном сборнике "Европа и другие края". Там Твен приглашает своего адресата "предпринять развлекательную поездку вокруг света", спеша заверить, что "друзей у Вас обнаружится куда больше, чем можно было бы предполагать", и среди родственных душ первым называя Сесиля Родса - британского колонизатора, служившего одной из главных мишеней твеновской сатиры. Типично твеновский прием заключается в том, что Дьявол, оставаясь за сценой, убеждается в справедливости своих самых мизантропических суждении о природе и деяниях человеческих. Сходным образом используется этот персонаж в "Человеке, который совратил Гедлиберг" - одном из самых блистательных образцов дьяволиады во всей мировой литературе. Но на страницах "Таинственного незнакомца" Сатана появляется непосредственно и с очевидностью становится рупором авторских идей. Это очень существенная художественная перемена. В отличии от "Человека, который совратил Гедлиберг" или "Банкового билета в 1000000 фунтов стерлингов" Твен уже не довольствуется изображением язв коррумпированного буржуазного общества. Дьявол к "Таинственном незнакомце" говорит устами автора, высказывающего всю нелестную правду о человеческой природе и о принятых социальных отношениях. Так в повесть входит тема подлинно философская. сопряженная с критериями этической истины и сущностных ценностей бытия. Никогда прежде эта проблематика не возникала у Твена настолько недвусмысленно. "Таинственный незнакомец" явился образцом философской прозы в гораздо большей степени, чем даже наиболее ему близкие по художественной задаче твеновские произведения "Принц и нищий". "Простофиля Вильсон", повесть о Гедлиберге, павшем жертвой дьявольского розыгрыша. Каждая из этих аллегорий по-своему отозвалась в "Таинственном незнакомце", однако в нем конфликт все-таки иной. И другая художественная композиция. Все дело в том, что Твен по-новому осознает ту раздвоенность человека, которая составляла предмет самого пристального его интереса еще с юности и отозвалась столь важным для его искусства мотивом двойников наподобие Тома Кенти и принца Эдуарда из "Принца и нищего". Прежде эта коллизия решалась у Твена в духе просветительских воззрений: вовлекаясь в заведомо ложные, "вывихнутые" общественные отношения, которыми живет общество, человек как бы отрицает собственную гуманную сущность, однако он способен вернуться к доброму, разумному началу, заложенному в нем природой, - для этого нужно лишь освободиться от давления ложных норм. Теперь же раздвоенность интересует писателя не только как факт социального поведения личности. Она воспринята и как некая объективная конфликтность извечных, природных свойств человеческого естества. Здесь, несомненно, сказалось то мрачное умонастроение, которое владело Твеном под конец жизни. Оно не было только результатом перенесенных писателем драм, в частности ранней смерти любимой его дочери Сюзи, ни тем более каким-то психологическим вывертом, на чем настаивают некоторые американские биографы Твена. Сугубо личные мотивы могли лишь ускорить то разочарование Твена в былых надеждах на торжество разума, которое исподволь давало себя знать задолго до ударов судьбы, обрушившихся на писателя под старость. Это разочарование переживалось Твеном крайне болезненно, что легко понять - слишком светлой была вера, оказавшаяся не в ладу с реальным опытом буржуазного общества. Пессимистические высказывания писателя о человеке и об уготованном ему будущем не следует воспринимать буквально. Они продиктованы главным образом сознанием невозможности выправить тот отталкивающий порядок вещей, когда повсюду в мире попирались и разум, и справедливость, и мораль. Быть может, раньше любого другого западного писателя Твен постиг, что продажность и ханжество, возведенные в ранг высокой добродетели, пустили едва заметные, но прочные корни в сознании рядовых его современников, разрушая нравственный остов личности. Оружие сатиры оказалось самым действенным для того, чтобы показать этот процесс во всем зловещем его значении - не с целью вынести человечеству безапелляционный приговор, а с целью предупредить его об опасностях, которые, как показало время, вовсе не были вымышлены Твеном. Оттого и значение его последних книг непреходяще велико - "Таинственного незнакомца" в особенности. Все три версии этой повести построены на одной и той же исходной ситуации: загадочный пришелец, явившийся неведомо откуда, вносит смятение в размеренно текущую жизнь, наполняя ее непостижимыми, пугающими коллизиями, пока обыватели не убеждаются, что к ним пожаловал сам Князь тьмы. В "Хронике молодого Сатаны" (т. е. том варианте повести, который знаком нашим читателям под заглавием "Таинственный незнакомец") местом действия выбрана австрийская деревушка, а события начинаются в мае 1702 г. Повествование ведется от липа Теодора Фишера, подростка из Эзельдорфа (т. е. Ослиной деревни), который сводит дружбу с неким Филипом Траумом, вскоре открывающим новому своему приятелю, что он племянник Сатаны. Центральный фабульный эпизод этого варианта - подстроенная Траумом тяжба между двумя деревенскими пасторами, один из которых обвиняет другого в краже крупной денежной суммы. Пока дело разбирается, облыжно обвиненный впадает в состояние "счастливого безумия", которое, конечно, предпочтительнее, чем жалкое прозябание, остававшееся уделом всех эзельдорфцев до появления Искусителя. В "Школьной горке" та же коллизия развертывается на более привычном читателям Твена жизненном фоне. Время действия - середина XIX в., место событий - Санкт-Петербург, тот самый городок на Миссисипи, который описан в "Томе Сойере" и "Геке Финне". Оба прославленных твеновских героя появляются в этом варианте "Таинственного незнакомца", хотя и остаются скорее статистами, чем активными художественными характерами. Твен написал только шесть глав. О том, как могла дальше развиваться намеченная в "Школьной горке" интрига, читатель может узнать из примечаний. Заметим, что, по авторским наметкам, молодому Сатане предстояло основать новую воскресную школу, где обучают не христианским добродетелям, а "антиморали". Поскольку этот мотив вводил в "Школьную горку" одну из основных идей "Таинственного незнакомца", его надо отметить особо. Во всех трех вариантах повести Твен развертывает коллизию,