ноября 1953 г., за месяц до суда над Берией, трибунал вынес приговор. Бывшие офицеры МГБ Гоманков и Жульдиков за злоупотребление служебным положением были осуждены на длительные сроки лишения свободы.

Это — один из первых приговоров в отношении фальсификаторов, взращенных Берией после Ежова. Наказать их раньше было невозможно. Чтобы предать суду, требовалось согласие министра внутренних дел или министра госбезопасности. Последние такого согласия не давали, и фальсификаторы уходили от ответственности. Их число множилось. Арестом Берии был положен конец безнаказанности.

Самый радостный ледоход на Енисее. Я, конечно, знал, что в отдаленных районах Сибири, в местах прошлой царской ссылки находится очень много репрессированных. Им определено «вечное поселение». И вдруг 22 апреля 1954 г. получаю телеграмму из Москвы:

«Военному прокурору Западно-Сибирского военного округа

полковнику юстиции Б. А. Викторову

В связи с производством расследования по делу арестованных, бывших ответственных работников центрального аппарата НКВД Родоса и Шварцмана допросите находящуюся на спец-поселении в г. Казачинске бывшего секретаря ЦК ВЛКСМ Пикину Валентину Федоровну, обратившуюся в ЦК КПСС с жалобой на неправильное осуждение ее и других товарищей из руководства комсомолом в 1938 году.

Протокол допроса незамедлительно вышлите.

Заместитель Главного военного прокурора

генерал-майор юстиции Е. Барской».

Началось… Этого и надо было ожидать. Телеграмма навеяла воспоминания о далеком прошлом, о том, как я, комсомолец 30-х, вступил в его ряды. Знал по печати секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева, помнил и другие фамилии комсомольских вожаков — Лукьянова, Чемоданова, Горшенина. Называлась тогда и Пикина..

С комсомолом была связана вся моя, если можно так сказать, служебная карьера. Вспомнилось, когда на бюро райкома комсомола мне давали рекомендацию для работы в прокуратуре, я сказал:

— Что вы делаете? Какой из меня следователь, ведь я ничего не знаю?

На это секретарь Костя Симутов ответил:

— Вначале многие ничего не знают. Если хочешь оправдать рекомендацию комсомола, — научишься. Рядом с тобой будут опытные наставники.

в февральский вечер 1934 года, придя домой, я объявил, что стал народным следователем. В глазах матери появился испуг, нескрываемое недоумение выражало и лицо тетушки.

— Кто ты? — переспросила она меня.

— Народный следователь…

После некоторого размышления тетка стала сопоставлять.

— Я родилась и жила много лет до революции в Рязани.

Вот там был судебный следователь. Представительный, одет в соболиную шубу, имел выезд из трех лошадей. Когда проезжал по улице, все городовые и жандармы вытягивались в струнку, а простой люд не знал, что и делать. Все удирали в подворотню. Какой же ты следователь? Кто тебя будет бояться или уважать?

Она махнула рукой и замолчала.

— Ну, то был царский следователь. А я народный.

Этой разницы ни мать, ни тетка никак не могли уяснить. Я же старался не подать виду, что и у меня на душе кошки скребут перед неведомым. Так я стал народным следователем одного из районов тогдашней Московской области — Веневского.

Во время работы народным следователем, старшим следователем, начальником следственного отдела Тульской области прокуратуры, а с начала Отечественной войны — военным следователем и военным прокурором, я имел дело только с общеуголовными преступлениями (убийства, грабежи, хулиганство, хищения и др.) и воинскими. К делам специальной подсудности (контрреволюционным) отношения не имел. Но что это за дела с 1936 года стал иметь некоторое представление. Не мог забыть и инцидент между прокурором Никифоровым и начальником райотдела НКВД Соколовым, невольным свидетелем которого мне пришлось быть.

— Я изучил ваши материалы, — говорил Никифоров. — Вы просите санкцию на арест. Оснований для ареста этих граждан не нахожу. Как же вы позволили без санкции прокурора арестовать? Я дал предписание немедленно их освободить.

— Это же «бывшие» — один поп, два купца.

— Не понимаю вас, товарищ Соколов. Неужели вы забыли, что сказал Сталин в докладе о проекте Конституции? Могу напомнить: он выступил против лишения избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев. А сказал он вот что: «Не все «бывшие» враждебно настроены против Советской власти». И привел еще поговорку: «Волков бояться, в лес не ходить».

— Напрасно вы мне это напоминаете. Я выполняю указание.

— А я соблюдаю Конституцию. Никто не может быть арестован без санкции прокурора.

— Не дадите санкцию вы, дадут другие. А сидеть они будут. Они из тех, кто оказывает сопротивление социализму.

— В этом я не убежден.

— Зато убеждены другие.

Когда рассерженные оба — Никифоров и Соколов — расстались, я спросил у своего начальника:

— Как все это надо понимать?

— Не знаю, — ответил он. — Посмотрим, что будет дальше.

В дальнейшем произошло следующее: Дмитрия Тимофеевича Никифорова — моего прокурора и наставника вызвали в областную прокуратуру, и он больше в район не вернулся. Во время войны погиб на фронте. Хорошо, что не арестовали. Возможно спасло, что был старым большевиком. Но тогда арестовывали не только «бывших».

Знакомясь с протоколом допроса В. Ф. Пикиной от 29 апреля 1954 г., я прежде всего обратил внимание на ее анкетные данные:

«Пикина Валентина Федоровна, 1908 года рождения, уроженка Ленинграда, из семьи рабочих, в настоящее время беспартийная, с высшим образованием, закончила Комвуз, замужняя».

Ко времени ареста ей едва исполнилось тридцать. В самом расцвете жизни ее лишили счастливой женской доли и любимой работы, разлучили с восьмилетним сыном.

Протокол допроса был следующего содержания:

«Вопрос: Расскажите, кто вас допрашивал в период нахождения под следствием?

Ответ: Меня допрашивали после ареста: первым Берия, затем Кобулов. Позднее меня допрашивали Морозов — заместитель начальника следственной части, помощники Берии — Родос, Шварцман и рядовые следователи: Оршацкая, Бабич, Козлов.

Вопрос: Расскажите о методах допроса.

Ответ: На первом допросе, который вел лично Берия, он настойчиво внушал мне, зачем я, выходец из рабочей семьи, защищаю врагов народа. Услышав от меня, что не знаю, о ком идет речь, Берия перечислил фамилии. Начав с Косарева, он назвал всех из руководства ЦК комсомола^[1]. На это я ответила, что всех перечисленных товарищей знаю как честных и преданных коммунистов.

Берия продолжал настойчиво добиваться от меня показаний на Косарева как на врага народа. Я категорически отказалась это сделать