последствием подобных связей были бесы, испорченные и злые.

И быть пойманной в постели с таким, как Уэрри, – серьезная провинность для юной ведьмы из Новициата. А на Лагдален из Тарчо возлагались большие надежды; так говорила леди Флавия, прописывая наказание.

– За подобного рода вещи следовало бы пройтись палкой по твоей спине и назначить полное песнопение Декадемона плюс месяц служения в Храме. Чтобы ты поняла, как глупо ведьме из Новициата влюбляться в эльфийского мальчишку, и чтобы напомнить тебе твое место в нашей миссии. Но ты не просто послушница, Лагдален. Мы питаем большие надежды, что ты многого достигнешь в этом мире. Ты должна поехать на Кунфшон к тамошним учителям. Если будешь продолжать обучение, то сделаешь хорошую карьеру в Храме или на административной службе.

Затем, рассматривая кипу бумаг у себя на столе, Флавия нахмурилась скорее задумчиво, чем сердито:

– Итак, вместо этого ты будешь чистить конюшни в День Основания и представишь к концу недели полное песнопение Декадемона. Ты меня поняла?

На сердце у Лагдален сделалось тяжело, она любила День Основания больше всех других праздников и охотнее предпочла бы подставить свою спину под палку, хотя рука у Флавии была тяжелая, она это знала, – вместо того чтобы провести любимый праздник на конюшне.

После этого Флавия добавила:

– Ты должна понимать, Лагдален. Вожделения тела посланы нам для мучений и дабы отвратить нас от нашей исторической миссии. В годы учебы надо всячески избегать мыслей о любви и семье. И само собой разумеется, мы не должны иметь сношений с эльфами. От таких союзов происходят лишь бесы и несчастья. Эльфы не понимают, какие страдания они причиняют своим поведением; для них мы игрушки. А уж для ведьмы – это серьезное преступление, мерзость.

И хотя при медицинском обследовании, последовавшем после беседы с Флавией, Лагдален с облегчением узнала, что в животе у нее никаких бесов не завелось, День Основания все равно пропал.

С тех пор она много и горько плакала. И мысленно снова и снова возвращалась к жуткому унижению, которое пережила в то мгновение, когда Хелена из Рота, злейший враг Лагдален, распахнула дверь и показала прокторам, что происходит в маленькой прачечной позади общей спальни.

Хелена была старшей послушницей и получала особое удовольствие, третируя «это мелкое отродье Тарчо». Лагдален с холодной дрожью у позвоночника вспомнила мстительный смех, с которым Хелена встретила арест Лагдален и препровождение ее в кабинет Флавии.

И вот она горбатится, убирая навоз в стойлах. Обычно эту работу выполняли мальчишки-конюхи, но, освобожденные от своих обязанностей по случаю Дня Основания, они оставили на полу грязь и солому, накопившуюся за два дня. Они знали, что в День Основания всегда найдутся какие-нибудь бедолаги, вынужденные работать в качестве наказания.

Лагдален подняла очередную лопату навоза и бросила его в тачку; работы впереди была прорва. Чтобы все разгрести и увезти, потребуется целый день.

Она наполнила тачку, взялась за ручки и покатила к куче компоста, расположенной в закрытой яме прямо внутри Старых ворот, под уходящими ввысь стенами башни. Чтобы добраться туда, ей пришлось покинуть конюшни и пересечь гладко отполированные булыжники Башенного двора, где муштровали солдат из казарм. Это был самый опасный участок дороги, так как ни капли содержимого тачки нельзя было выплеснуть на камни из страха перед старым смотрителем Саппино. Саппино был помешан на чистоте, он требовал, чтобы булыжники мостовой блестели. Громкими будут его причитания, если она устроит тут беспорядок. Долго будет ползать она на коленях, до блеска полируя камни, если Саппино пожалуется настоятельнице Флавии.

За пределами конюшен, защищенных заклятием, на солнце по-прежнему энергично жужжали жирные летние мухи, и вскоре они обнаружили груз Лагдален.

Лагдален ненавидела мух и быстренько попыталась сотворить собственное противомушиное заклинание. Но ей потребовались два полных речитатива и параграф из Биррака, а в речитативах она допустила ошибку, и мухи продолжали жужжать.

Проклиная невзгоды, мух, садящихся на лицо, на волосы, вокруг глаз, Лагдален толкала тачку так энергично, насколько быстро та могла катить по булыжникам.

Муха поползла по ее носу. Взвизгнув от отвращения, Лагдален остановилась, чтобы ее смахнуть. Тачка накренилась и опрокинулась, вывалив содержимое на мостовую.

Лагдален ударилась в слезы, а тем временем проклятые мухи с победным, возбужденным жужжанием пикировали на навоз.

Откуда-то слева раздался торжествующий взрыв радостного смеха. Лагдален подняла глаза, в порыве внезапного гнева забыв про слезы. В дверях сложенного из красного кирпича Драконьего дома стоял юный нечесаный драконопас. Он, смеясь, показывал на нее.

Лагдален, забыв все на свете, полезла в карман блеклого балахона послушницы, вытащила пращу и запустила в парня один из круглых камней, которые всегда носила с собой.

Мальчишка мгновенно исчез, а камень отскочил от стены и упал во двор. Лагдален подбежала и подняла его для следующего залпа.

Когда она подняла голову, то обнаружила угрюмую фигуру наблюдающей за ней Хелены из Рота. С нескрываемым ликованием Хелена указывала на нее длинным бледным пальцем.

– Носить оружие! Строго запрещено! Использование против другого человека! Тебя отстегают кнутом! Не говоря о той куче дерьма, которую ты вывалила на чистую мостовую смотрителя Саппино. Подожди, я расскажу ему, что ты наделала. Я думаю, что, когда Флавия с тобой разберется, ты получишь работу на год вперед!

С едва сдерживаемым воплем триумфа Хелена развернулась и бросилась на поиски смотрителя, который по обыкновению в День Основания спал, как, впрочем, спал он и по всем другим праздникам, освобожденный от забот о своих полированных булыжниках на плацу.

Лагдален оглянулась на место происшествия. Смотритель двора Саппино вернется задолго до того, как она сумеет сгрести навоз в тачку и облить мостовую водой. А когда он увидит, что она натворила, он тут же накатает жалобу Флавии.

Сами собой на глаза навернулись слезы. Похоже, она обречена работать на конюшне до конца своих дней.

Лагдален почувствовала, что ее слегка подтолкнули. Она повернулась, перед глазами плыло, но в нескольких шагах она обнаружила того самого смешливого драконопаса.

На вид ему было не больше четырнадцати. Пастуший костюм из бурого сукна был стар и изношен, сапоги стоптаны, а шапку он носил задом наперед. В руках он держал две лопаты.

Лагдален подавила первый порыв сбить с него шапку и дернуть за нос. Парень протянул ей лопату,