Евгений Проворный

Сборник «Николаевский верлибрь», 2014

Содержание

Еще четыре улицы

Кинбурн

Оля Тенякова

ДК Строителей

Регина Гренер

38

Боксер

Хокку-отпуск

Главный ди-джей

Еще четыре улицы

Чигрина это, конечно, стадионы. Есть еще где-то в мире улица, на которой сразу два городских

стадиона? Ее следовало назвать Спортивной или там Стадионной, Олимпийской. Рекордной, на

худой конец. «Спартак» теперь назвали «Юностью». Да, что же в нем от великого фракийского

повстанца, поставившего на уши всю Римскую республику? Конечно, «Юность». Только юность.

Ибо был я юн, когда узнал о существовании в родном городе, кроме великого «Судостроителя», команды «Водник», игравшей на «Спартаке». В двух шагах от дома! Бесплатно! Звучит, как

слоган рекламной акции. В славном 87-м году выпадало иногда и такое счастье. Бедная моя мама -

я таскал ее на все матчи «Водника». Те двое на пустых и разбитых трибунах, которых с поля было

видно двадцати двум футболистам, были мы с мамой. Что «Реал», что «Бавария» в сравнении с

грандиозным «Водником», который тогда был на подъеме. Некоторые его матчи завершались со

скромным 0:6, и каждую среду в столичной «Спортивній газеті» беспристрастно фиксировалось

стабильно последнее место моей любимой команды в турнирной таблице.

Еще один динозавр – стадион «Пионер».

Славный 87-й - время футбола и футбольных секций. В тот год киевское «Динамо» играло в

полуфинале Кубка чемпионов, но это мелочи в сравнении с ежегодным первенством сш №34 по

футболу среди пятых классов. Мы ринулись в секции. Нет, не для того, чтобы стать Блохиными

или Белановыми. Мы смотрели выше, в самые дали космоса. Андрюха Козляр, Леня Куц – лучшие

бомбардиры школьного чемпионата, в их присутствии девочки шушукались и смеялись звонко.

Это был вселенский уровень для меня. Недосягаемый.

Секция, в которой занимался я, проводила тренировки в зале за зданием ДК железнодорожников, а

на официальную игру мы приехали на «Пионер». По такому случаю на ворота натянули старую

белую сетку. Тренер перед игрой определял основной состав. «Будешь играть в нападении, ты в

нападении хорошо играешь». Хотя все эти месяцы я играл только в глубокой обороне, я не стал

возражать и ринулся в бой. Мы програли 0:11. Да, мы были крутыми парнями. Это вам не

«Водник».

Наверное, снова все дело в названии. То был закат пионерской организации, оставалось каких-то

четыре года до полного ее исчезновения. Стадион, приходил в упадок синхронно с алыми

галстуками. Там невозможно было ковать победы. Да и Фенимор Купер имел в виду совсем

другое, когда писал о своих пионерах.

Советская в скелете города, конечно - хребет. Мы благодарными муравьями бежим по нему, топая

маленькими ножками по огромным позвонкам.

Моя первая Советская - образца 82-го года. Мы с папой стоим на тротуаре, отделенным

переносным железным барьером от дороги, по которой катят большие портреты членов

Политбюро. Мы за ограждением, потому что опоздали на начало демонстрации. За барьером еще

много таких, как мы. Кто-то с завистью смотрит на шествие, на красные флаги и шарики. Взгляд

папы тих и незаметен. Я так тянул его за руку, чтобы успеть на демонстрацию, так тянул. Да и

идти нам – 10 минут. Но папа знал, как рассчитать скорость передвижения, чтобы совесть осталась

чиста.

Лет через тридцать я оказался в Николаеве и пошел, конечно же, на Советскую. Лил дождь, улица

была устлана желтыми намокшими листьями. Ноги мои давно промокли, но я упрямо хотел

пройти от Дворца судостроителей до площади с красным асфальтом. Из громкоговорителей на

столбах слышна была классическая музыка. Я остановился. Попробовал вспомнить, какая музыка

звучала здесь тридцать лет назад. У меня ничего не вышло. Я вернулся к каштановому скверу.

Зачем-то подключился там к вай-фай. Все работало.

На самом деле, Советская - это 1992 год, ночные посиделки возле «Детского мира». Гранитные

лавочки, которые, наверное, до сих пор там же и стоят. На них сидели люди, которых называли

неформалами – бородатые, длинноволосые. У кого-то из них обязательно была гитара. Еще кто-то

клал кепку на дорогу. В кепке набиралось немного. Так, на пиво. Неформалы рассказывали, что

какой-то николаевский бас-гитарист ездил к Егору Летову, хотел играть у них на басу, и его не

взяли.

Лето. Возле «детского мира» кружком стоят люди. Слушают кого-то из наших. Наши сидят на

асфальте и подпевают. Я стою на бордюре, на мне простая черная футболка, на голове прическа, давшая мое прозвище. Мне 16 и я пьян. Рядом человек с животом. Он представился Русланом и

учит меня пить самогон без закуски. Видимо, я хорошо обучаем, и Руслан приближает к моему

лицу свое, чтобы сообщить очередной секрет. Самогон допит. Кто-то зовет всю компанию к себе

домой. Мы медленно переходим Советскую. Нас человек десять. Одной из девушек становится

плохо. В Руслане сейчас много энергии. Он вызывается в полночь найти лекарства. Мы идем с

ним в ближайший двор, в ближайший подъезд ближайшей пятиэтажки. В подъезде тихо, все спят.

Руслан жмет на кнопку звонка первой квартиры на первом этаже . Открывает мужчина. Спокойно

смотрит на Руслана. Руслану тяжело стоять. Мне еще тяжелее. Штормы и вихри проносятся в

наших головах. Нас ощутимо пошатывает. «Исы-ыте», - обращается Руслан к человеку. Я

понимаю, что нас не понимают. Пытаюсь повторить слова Руслана, но внятнее. «И-и-де», - моя

попытка еще более провальна. Руслан не сдается, и наконец-то его речевой аппарат совершает

подвиг: «Извини-те, а-спирин есть?». Человек уходит. Дверь остается открытой. Мне совестно

заглядывать в чужую квартиру. Я отхожу. Через минуту человек выносит аспирин. У Руслана уже

совершенно нет сил, его хватает лишь на глубокий поклон. Из поклона вернуться в вертикальное

положение Руслан не может. Я прихожу