объяснить себе, что жена для него уже потеряна: такие удары для больного сердца не проходят даром!..

Порова успела только благословить дочь и впала в забытье…

Наступил день, — зимний, холодный и своим бледным светом в последний раз осветил страдалицу… Еще до заката она тихо угасла, во сне…

Раиса стоически встретила новое несчастье, посланное ей судьбой…

Бедную Порову похоронили; друзья и добрые знакомые присутствовали на ее похоронах.

Приключение Раисы начало мало-помалу выходить наружу… На Раису, когда она проходила мимо, стали указывать пальцами, и при ее приближении шторы таинственно приподнимались, но девушка делала вид, что ничего не замечает, и проходила, гордо подняв голову.

— Какая дерзость! — говорили кумушки, покачивая головами.

Точного никто ничего не знал, но вспоминали, что Поров в тот злополучный вечер приходил к знакомым и соседям спрашивать: Не у них ли Раиса? — вот и строили всяческие догадки.

Во время поминок Поров просил слова…

— Друзья и соседи, — сказал он, — вы все знаете, что моя жена терпеливо выносила страдания! Она бы еще долго могла прожить, но… незаслуженное наказание пало на наш дом и сердце дорогой усопшей не вынесло его… Надеюсь, что удовлетворение будет послано свыше несчастной матери, а мы сохраним об усопшей светлую память!

Никто из присутствующих не понял загадочной речи Порова. Объяснение последовало через два дня, когда все узнали, что Поров подал начальнику полиции жалобу «в похищении и изнасиловании своей дочери Раисы».

Со дня похорон матери Раиса никуда не выходила, только ежедневно под руку с отцом гуляла она по улицам в местности, наиболее посещаемой знатью и гвардейскими офицерами.

5

Графиня Грецки была женщина, вполне заслуживающая всеобщего уважения. Рано овдовев, она носила траур по нежно любимом муже без важности, но и без легкомыслия. Ее большое состояние и хорошие связи давали ей первенство среди русской знати. Она состояла фрейлиной при государыне, которая ее уважала и любила за доброе сердце.

Однако графиня Грецки и не старалась воспользоваться своими преимуществами ни лично для себя, ни для своих близких! Она была покровительница, но покровительствовала только истинно несчастным и настоящим беднякам, на которых она щедрой рукой сыпала благодеяния.

Все незаслуженные несчастия, все отказанные просьбы, гнетущая нищета, не получившая помощи от правительства и общества — все эти вопросы непременно возбуждались в желтой гостиной графини. Если же вопрос был чрезвычайный, и надо было снискать справедливости или милости, она находила возможность дойти даже до престола! Если же вопрос не стоил того, чтобы им тревожить государя, она находила источник удовлетворения в своем кошельке или посредством своих связей.

Государыня, любившая иногда подразнить своих фрейлин, изредка обращалась к ней:

— Вы постоянно приносите кучу прошений с собой!

— Точно так, ваша величество, — отвечала графиня, — но зато я уношу с собой удовлетворение просимого!

Оба эти замечания были справедливы и одинаково возвышали, как государыню, так и ее подданную.

Если кто-нибудь из облагодетельствованных начинал благодарить ее, то графиня Грецки обыкновенно возражала:

— Я делаю только то, что могу, и делаю все для того, чтобы меня не поминали лихом.

Говоря таким образом, графиня сохраняла свое очарование, а когда она умерла, тысячи народа провожали ее смертные останки, искренне оплакивая ее.

Врагов графиня не имела и была постоянно окружена обществом. Весь бомонд Петербурга считал своим долгом увидать ее хоть раз в неделю. Ее «четверги» были самыми оживленными.

Иногда трое или четверо окружали ее стол в маленькой желтой гостиной, но иногда и пятьдесят человек толпились около него. Разговоры были постоянно рассудительны, чему много способствовала сама графиня, одаренная большим умом.

В четверг, в день смерти Поровой, собрание гостей у графини было не так многолюдно, зато отличалось пышностью. Во французском посольстве был вечер и многие отсутствовали, находясь там. Но большинство сочли долгом до начала вечера в посольстве посетить графиню, жившую за несколько домов от посольства, и провести у нее несколько приятных часов.

Кареты то и дело подвозили к подъезду обладательниц богатых и блестящих нарядов. Графиня, помещаясь в кресле, с удовольствием рассматривала свое блестящее общество.

— А вот и картины волшебного фонаря! — обратилась она к трем прелестным девицам в одинаковых костюмах, вошедшим к ней в сопровождении своей матери. — В посольстве остатки, а у меня все самое изысканное, самое шикарное! Хотя это несправедливо, но очень приятно!

— А вы, ma tante ^[1], туда не поедете? — спросил, подходя к графине, ее племянник, Валериан Грецки.

— Нет, мой четверг держит меня у пристани, — ответила графиня, — да, кроме того, я немного устала…

— Делать добро! — добавил присутствующий дипломат.

Графиня послала ему приятную улыбку и погрозила пальцем.

— Нет, — отвечала она, — я устала читать приходящие письма, часто очень смешные, большей частью лишенные смысла, а иногда и ужасные… нередко мне приходит мысль: удалиться от света, чтобы не видеть происходящего в нем!

Общий возглас был ответом на это признание, и в течение нескольких минут каждый старался высказать свой взгляд насчет удаления от общества.

— Об этом не стоит и говорить, ma tante! — сказал Валериан. — Что бы сказали несчастные? Это невозможно!

Графиня, довольная произведенным эффектом, которого она, в сущности, не искала, сделала знак, и молчание воцарилось в гостиной.

— Господа, — вдруг начал старый генерал, — вот вы удивляетесь, что созерцание несчастий может дать повод удалиться от света, но, право, свет бывает порой так грязен, в нем происходят такие вещи, что можно в ужас придти!.. Вот сегодня, например, я узнал у начальника полиции возмутительную историю, происшедшую на днях!.. По гнусности она затмевает даже все выдумки французских писателей!

— О, даже «Тайны Парижа»? ^[2] — проронил любитель уголовных романов.

— Парижские тайны и те даже не имеют ничего более ужасного!

— Вы нас заинтриговали, генерал! — не утерпела одна из дам. — Рассказывайте скорее ваше происшествие.

— Пардон, мадам! Дело это не гласное! Начальник полиции узнал его только сегодня утром! Я присутствовал в его кабинете тогда и не знаю, вправе ли я…

— Придерживайтесь правила — ничего не скрывать от своих друзей, генерал! — сказал молодой архитектор.

— Но донесения, которые я читал…

— Вы читали донесения? —