Выслушай меня, прошу! Я должна сказать тебе что-то очень важное. Мне нужно поговорить с тобой наедине.

— Малышка, — удивился юноша. — Как ты взволнована! Неужто ты потеряла застежку туники или, может, твоя кукла разбила себе нос? Это и впрямь очень важно!

Девушка бросила на него полный муки взгляд, но спутницы Тимона — Филотис, Каллистон, Сезо и Трифера — начали терять терпение.

— Иди, глупышка, — сказала Трифера. — Если ты высосала все молочко своей кормилицы, ничем помочь не можем: у нас его нет. Уже светает, а в такое время крошки вроде тебя должны быть в постели. С каких пор детям разрешено гулять по ночам?

— Какая кормилица! Ерунда! — воскликнула Филотис. — Она хочет отнять у нас Тимона!

— Нашлепать ее! Она заслуживает, чтобы ее нашлепали!

И Каллистион, обхватив Мирто за талию, задрала ее короткую голубую тунику.

Но тут вмешалась Сезо:

— Ты с ума сошла! Мирто никогда не знала мужчины. Если она и зовет Тимона, то уж не для того, чтобы переспать с ним, оставьте ее в покое.

— Ну так чего ты от меня хочешь? — спросил Тимон. — Иди сюда и скажи на ухо. Это действительно что-то важное?

— Тело Кризи там, на улице, — чуть слышно проговорила, еще дрожа, девушка. — Мы несем ее на кладбище, я и моя подруга, но она слишком тяжелая. Не мог бы ты помочь нам? Это не отнимет много времени. А потом ты снова вернешься к твоим женщинам...

Тимон восхищенно взглянул на Миртоклею:

— Бедняжка! А я смеялся над тобой! Вы намного чище нас... Конечно, я помогу. Иди к своей подруге, я догоню тебя.

И, обернувшись к своим спутницам, он повелительно произнес:

— Идите ко мне домой, на улицу Потиерс. Я скоро вернусь. И не ходите за мною.

Родис так и сидела у изголовья трупа, где ее оставила Мирто.

Увидев Тимона, она взмолилась:

— Никому не говори об этом! Мы унесли тело, чтобы спасти душу Кризи. Не выдавай нас, Тимон!

— Ни о чем не беспокойтесь, — мягко сказал юноша.

Он подхватил тело подмышки, Мирто — под колени, и они быстро пошли дальше, сопровождаемые прихрамывающей Родис.

Тимон молчал. Уже второй раз за эти два дня человеческие страсти отнимали у него ту, с кем он разделял ложе, и он спрашивал себя, кто и что уводит людей с той дороги, которая ведет к безоблачному счастью...

«Атараксия! — думал он. — Безразличие, спокойствие, сладостная безмятежность! Кто способен вас оценить?! Люди действуют, боятся, надеются, в то время как лишь одно имеет ценность: умение извлекать из каждого мгновения все те радости, которые оно приносит, и как можно реже покидать постель!»

Нескоро добрели они до ворот заброшенного кладбища, но и этот путь подошел к концу.

— Где мы положим ее? — спросила Мирто.

— Возле бога.

— Там, где статуя! Я здесь никогда не была. Я боюсь могил и памятников. И не знаю, где стоит Германубис.

— Он в центре небольшого сада. Поищем. Я был здесь еще ребенком, когда ловил заблудившуюся газель. Пойдем по этой аллее с белыми смоковницами и, наверное, найдем его.

И они действительно нашли его.

Первые отдаленные лучи приближающегося утра смешивались с последними лунными лучами, играя на мраморе. Легкий шелест пальм и смоковниц напоминал отдаленный шум дождя.

Тимон с трудом отодвинул розовый камень, глубоко врытый в землю.

Могила таилась прямо под вытянутыми руками бога, повторявшими жест бальзамировщика. Некогда здесь покоилось чье-то тело, но теперь оставалась лишь горстка коричневого праха.

Тимон спрыгнул в могилу, погрузившись по пояс, и протянул руки.

— Подавай мне тело, — велел он Мирто. — Я уложу его, и мы снова задвинем плиту.

Но Родис бросилась к трупу:

— Нет! Не так быстро! Я хочу еще раз увидеть ее! Последний, последний раз!.. Кризи! Моя бедная, бедная Кризи! Боги, какой ужас! Что с нею стало!..

Миртоклея приоткрыла лицо покойницы, и все увидели черты, изменившиеся столь ужасно, что обе девушки отшатнулись.

Щеки обрюзгли, губы вздулись и побелели. Ничего уже не осталось от былой божественной красоты. Девушки снова завернули саван, а Мирто сунула руку под ткань, чтобы вложить в ладонь Кризи монетку для перевозчика Хрона.

Затем, содрогаясь от рыданий, подруги подали Тимону окаменевшее тело.

Когда Кризи была уложена в свою последнюю постель, Тимон еще раз приподнял саван, чтобы покрепче стиснуть сжимавшие серебряную монетку пальцы, подложил ей под голову плоский камень вместо подушки, а затем накрыл все тело роскошными волосами цвета тусклого золота — волосами Кризи...

После этого Тимон выбрался из ямы. Девушки, став на колени над зияющей пастью могилы, обрезали свои косы, сплели их в венок и отдали Кризи.

Июль 1892 — декабрь 1895

Перевод Ю. Медведева.

(обратно) Перевод Ю. Медведева.

(обратно)