- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (26) »
правда, Миша. Все бери, чего придется. Можа, зерном маленько принесешь — посеем.
Сняла с себя в чулане рубашку мать, отрезала станину[2] красную на мешок.
Бросил Яшка ружье деревянное делать, с удивлением взглянул на брательника.
— Мишк!
— Ну?
— И Сережка едет с тобой?
Не ответил Мишка. Вышел на двор, огляделся.
Вот так голод!
Колесо валяется, дуга валяется, а лошади нет и коровы нет. Раньше куры клохтали, петух во все горло кричал, теперь только столбы да крыша худая. Ну, ничего. Удастся в Ташкент хорошо съездить — дело поправится. Самое главное, бояться не надо. Едут другие, и Мишка попробует. Он только годами маленький, на делах его большой не догонит.
3
Опять мужики на улице говорили про Ташкент. Кружились в мыслях около невиданного, слушали про сады виноградные, дразнили себя пшеницей двух сортов: поливной и багорной. Цены невысокие. Рай! А попасть трудно: билет нужен, пропуск нужен. Мишка не боялся. Как в сказке, стоял перед ним Ташкент — город хлебный. Сады виноградные — во! Шутя можно урюку карман нарвать. Все равно, если ползком, никто не увидит. Говорили мужики — воздух очень горячий там — задохнуться можно — и этого не боялся Мишка. Наверное, речки есть, как у нас. А раз речки — можно купаться. Когда Сережка упомянул про киргизов, мимо которых придется ехать, Мишка и тут не сробел. — Если киргизы — люди, чего их бояться? — А можа, они не люди? — Там увидим. Сейчас наскажут всякой всячины.4
На полях стояла тишина. В голубом небе пели жаворонки. Ниже гудела проволока на телеграфных столбах, уходящих вперед длинной вереницей. За столбами — станция. На станции чугунка. Мишка два раза видел ее, когда с отцом в Самару ездил. Интересная! Ползет сажен на пятьдесят, из трубы — дым, как печка топится, и дудок свистит. Шел Мишка в отцовском пиджаке, подпоясанный солдатским ремнем, широко размахивая палкой. За плечами мешочек-пудовичек. В нем другой мешочек, сшитый из материной станины красной. В красном мешочке — кружка жестяная, тряпочка с солью, кусок травяного хлеба и старая бабушкина юбка, которую надо продать городским. Сережка шагал босиком с левой стороны. Большие мужичьи лапти с длинными бабьими чулками висели через плечо. К лаптям привязаны два мешка, скатанных трубкой. Шли и уговаривались — друг друга не бросать. Захворает один — другой должен ухаживать. И кому подадут вперед, чтобы пополам делить. Когда показалась маленькая станция, Сережка сказал: — Гляди, Мишка, я дымок вижу. Это не наша чугунка? Мишка растопырил ладонь около глаз. — Теперь вся чугунка наша. На которую поспеем прежде, там и поедем. — А много их? — Штук двадцать. — Ты передом пойдешь? — Угу. Сережка улыбался. — Я все равно не боюсь. Сколько верст ушли, а ноги не устали. Давай сажени мерить! — У меня шаги шире твоих. — Я тоже буду широко шагать. Мишка советовал: — Не надо торопиться — хуже устанешь. На бугорке присели отдохнуть. Вытащили тряпички с солью, расстелили на травке. Сережка сказал: — У меня соли больше, чем у тебя. — А хлеб у тебя есть? — Положила мама четыре картошки. — Картошкой не наешься, хлеба надо. — Где я возьму? Мишка нахмурился. В мешке у него лежал кусок травяного хлеба. Хорошо, если бы и у Сережки лежал кусок травяного хлеба. Тогда у обоих поровну, а теперь невыгодно. Куснут раза по три — останется половина. — Почему ты хлеба не взял маленько? Сережка лежал на животе, обсасывая травку. Глаза у него стали скучными, верхняя губа плаксиво топырилась. Поглядел он в ту сторону, где деревня осталась — даже колокольни не видать. Поле кругом да столбы телеграфные. Если назад вернуться — до вечера не дойдешь. Жалко стало товарища Мишке. Вспомнил уговор — помогать друг другу, отломил кусочек хлебца. — На! Придем на станцию отдашь. Ты думаешь, хлеба мне жалко? Сережка молчал. Съесть он мог больше фунта, а Мишка дал маленькую крошку. Не станут давать на станции — жди до утра. Не станут утром давать — жди до вечера. Посмотрел еще раз в ту сторону, где деревня осталась, вздохнул. — Ты что вздыхаешь? — Это я нарошно. — Испугался? — Ну, испугался! Чего мне бояться? — Теперь все равно домой не дойдешь до вечера. Вечером волки нападут… Оглянулся Сережка во все стороны, а Мишка рассказами страшными мучает: — Дойдешь до Ефимова оврага — там жулики по ночам сидят. Недавно лошадь отняли у мужика и самого чуть-чуть не убили. Поднялся Сережка, сел — ноги калачиком — со страхом поглядел на товарища. — Ты сколько дней можешь не емши протерпеть? — спросил Мишка. — А ты? — Три дня могу. Сережка вздохнул. — Я больше двух не вытерплю. — А сколько без воды проживешь? — День. — Мало. Я день проживу да еще полдня. Когда отошли от бугорка, Сережка сказал неожиданно: — Я тоже проживу день да еще маленько.5
Вот и чугунка невиданная. Стоят на колесах избы целой улицей, из каждой избы народ глядит. Тепло в избах, мужики с бабами на крышу лезут, друг друга подсаживают, снизу подталкивают. Сверху вниз мешки летят, чайники, холщовые сумки. По крыше солдат с ружьем ходит, громко на баб с мужиками покрикивает: — Нельзя сюда! Сгонит с одной крыши, они на другую забираются. Опять сверху вниз мешки летят, опять солдат с ружьем кричит: — Нельзя сюда! Мишка тоже на крышу забраться хотел, поближе к народу, но раз нельзя — не полезет, надо правило знать. Сережке совсем непонятно. Глядит во все глаза, с места не оторвешь. — Зачем их толкают оттуда? — Нельзя тут — казенный. Видишь — солдат с ружьем. И мужику с двумя мешками совсем непонятно. Сдвинул шапку на затылок, крепко задумался: — Куда вскочить? На трех крышах был — везде нельзя. Бросился за водокачку в дальний вагон, там, наверное, можно. Мишка ударился за мужиком, Сережку торопит: — Айда скорее, не отставай! А Сережка понять ничего не может. Направо — невиданные вещи, налево — невиданные вещи. У них в селе на столбах по три проволоки — здесь по восемь в два ряда. Шары стеклянные висят, на рожках играют. Двое мужиков с фонарями прошли. Везде железные полосы гайками привинчены. Споткнулся Сережка об одну полосу, а спереди прямо на него изба без окошек двигается, колесами и хрустит. — Задавит, мальчишка, уйди! Лезет мужик с двумя мешками на вагонную крышу, и Мишка за ним, словно кошка, вверх. — Ты куда? — В Ташкент мы с Сережкой. — Слезай скорее, это не в Ташкент! — А куда же, дяденька?- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (26) »