Литвек - электронная библиотека >> Владимир Александрович Трефилов >> Поэзия >> Зерно огня

КАЛЛАГИЯ

Диалог

А. З.

Приходит в мир эпоха Шамбалы.
Смотри, мой сын, вверху, под облаками,
На остром пике голубой скалы
Трепещет в небе огненное знамя.
Готов ли ты в День Облака и Мглы
Зажечь Огонь и твердыми руками
В подвалы Духа, что черней смолы,
Внести всеочищающее пламя?
О да, Учитель Света, я готов!
Я сбросил цепь привычной тирании
Отживших истин, символов и слов,
Очнулся от духовной летаргии.
Я слышу, как звучит священный зов
Из глубины пространства: "Каллагия!"

ПОЛЁТ

Полёт

Венок сонетов
Моей жене Татьяне

I
Клубились облака на небосклоне,
Лежал в долине голубой туман,
Сверкал поток на каменистом склоне,
Ревущий в горном храме, как орган.
Подобный мощной храмовой колонне,
Сын Неба, одинокий великан,
Последний, уцелевший в древнем клоне,
Стоял багряно золотой платан.
Ползла к нему под визг стальной пилы
Бригада лесорубов, как химера:
"Какая древесина на полы!
Какая первосортная фанера!"
А он стремился в небо, полный веры.
Парили в небе грифы и орлы.
II
Парили в небе грифы и орлы,
И в нем проснулась дерзкая отвага,
Но корни уходили в глубь скалы,
Прикованные на краю оврага.
И он сказал: "О, символ кабалы,
О, корни, свет теперь нужней, чем влага,
Расправьте ваши твердые узлы
Для первого, решающего шага!"
И камни расступились в гулком стоне,
И на скале возник глубокий ров,
И он, расправив крылья в мощной кроне,
Взлетел, освобожденный от оков.
А над планетой в пене облаков
Вставало солнце в золотой короне.
III
Вставало солнце в золотой короне,
И миллионы лет тому назад
В далёком фантастическом эоне
Огромный, добродушный древний гад,
Завидя первый луч на небосклоне,
На сушу вылезал, и был он рад
Погреть бока на каменистом склоне
Или подставить солнцу мощный зад.
Лишь нежить жалась в темные углы,
Но все, что двигалось, дышало, жило, –
От динозавра до морской иглы
Приветствовало древнее светило.
Оно давало жизнь, оно светило,
Рассеивая клочья древней мглы.
IV
Рассеивая клочья древней мглы,
На колеснице золотого цвета,
Лучи вонзая в темные углы,
Летел Бог Солнца в ореоле света.
И билась тьма на острие стрелы,
И пробуждалась спящая планета,
И юный жрец на выступе скалы
Благословлял мистерию рассвета.
Он думал в этот час о Фаэтоне,
Мечтал о крыльях, стоя на скале,
Упругий ветер ощутив в ладонях,
Как птица воздух, бьющийся в крыле.
Лишь ноги прочно приросли к земле,
Увязнув в косном и слепом законе.
V
Увязнув в косном и слепом законе,
Был человек в мечте своей крылат,
Но крылья он обрел не на иконе,
Не как чернец и старый пустосвят.
Утратив право крыльев в эмбрионе,
Парящей в небе птицы старший брат,
Зажав топор в умелые ладони,
Выстругивал крылатый аппарат.
Схватив веревкой русые патлы,
"Чудак опасный, вольнодумец праздный",
Он прыгал вниз, крылатый, со скалы
И полз по склону раненый и грязный,
В крови и гравитации увязнув,
Как в капле застывающей смолы.
VI
Как в капле застывающей смолы –
Древнейшей из ловушек мирозданья,
Увязнув, бьются крылышки пчелы,
И каждое усилие – страданье, –
Так человек не мог из древней мглы
Взлететь на крыльях радости и знанья:
Его держали тела кандалы,
Но было вечным дерзкое желанье.
И был прыжок. И след на небосклоне.
И сломанные крылья. И борьба.
Миф об Икаре. Миф о Фаэтоне.
А в новом веке – новая глава
О крыльях. Это светлые слова
О чайке Джонатане Ливингстоне.
VII
О чайке Джонатане Ливингстоне
Я размышлял среди отвесных скал.
Он был разумным "Я" в крылатом клоне,
Прошедшим путь, который я искал.
В борьбе с пространством, в вихре и циклоне
Он понял суть космических начал.
Как молния, сверкнув на небосклоне,
Он мне свои прозренья прокричал.
Я знал, как в облаках парят орлы,
Я знал закон движения ракеты,
Луча и камня, пули и стрелы,
Лишь для себя я не нашел ответа.
Застыв в предощущении рассвета,
Я тосковал на кривизне скалы.
VIII
Я тосковал на кривизне скалы
О тонком теле для межзвездных странствий,
Способном, словно острие стрелы,
Пронзить фундамент времени-пространства.
Тянулись к свету веточки ветлы
В извечном и привычном постоянстве,
Жужжали крылья золотой пчелы,
Кружились мотыльки в воздушном танце.
Взлетал повыше каждый, как умел,
Чтоб встретить солнце в древнем горном храме,
И не было важней и выше дел.
Лишь я прирос к скале, как косный камень,
И вдруг взмахнул бескрылыми руками,
И проклял человеческий удел.
IX
Я проклял человеческий удел
И древнюю привычку со смиреньем
Носить тяжелые оковы тел,
Придавленных всемирным тяготеньем.
В привычке этой Дух отяжелел
И называл полетом лишь движенье
В пространстве косном столь же косных тел,
И изощрялся в их перемещеньи.
Он создал самолет, затем ракету,
Забыв о том, что он и сам крылат.
И, оторвавшись телом от планеты,
Он был в гордыне бесконечно рад,
Что стал подобный клетке аппарат
Носить Космическую Птицу Света.
X
Носить Космическую Птицу