- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (86) »
постепенно проступали знакомые черты: маленькие глазки, низкий широкий лоб и жесткая щетинка волос. Я сделал над собой усилие. Господи, это же Сергей из «Триумфа»! Действительно, пришел ко мне посоветоваться, как и что ему писать насчет нашей давнишней литературной группы «Конкрет».
— Да, да, конечно, — заспешил я. — Я знаю твое отношение к нашему кружку и с удовольствием тебе помогу.
— Где это ты под дождь попал?
— Дворник случайно окатил. Да ничего, надену сейчас сухое, — на ходу придумал я. И стряхнул незаметно кожуру пахучего плода с рукава, зацепилась кожистыми колючками.
Мы поднялись в мою квартиру.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Всю ночь мне снились простодушные промытые до костей белорозовые старушки американки среди белых и серых непроницаемых великанских ступ и на каменных ступенях широкой лестницы в резиденции короля Рамы Пятого. А наутро ты страшно разозлилась на меня, просто вся из-желта побледнела. Как тайка или китаянка. — Ты был там! — Вовсе нет. — Не ври мне. У тебя рубашка пряностями пахнет. — Может, от прошлого раза. — А это тоже от прошлого раза? — и она протянула в узкой ладони смятый белый цветок. — Так получилось, извини, — соврал я, то есть он. Она отвернулась. — А как же я? Как же мы? — сказала она в стену. Ноготь раскарябывал след от гвоздя. — А мы всегда, когда захотим, — ответила стена, то есть царапина от гвоздя. Потому что, когда она была в ярости, я для нее уже не существовал. — Сейчас. Иди ко мне, — прошептала она стене. И стена подняла ее на руки и уложила на ковер. Потом стена сама легла на нее — углом между ног. Было непривычно больно. — Я сама, — сказала она глухо, и подняла ноги, чтобы стена вся вошла в нее. Луч солнца коснулся темных волос, но это был прежний зимний луч. Они лежали обессиленные. Обещанной близости так и не наступило. Перелет не состоялся. — Прости, просто я был там слишком недавно, — прошептали руины. Но и она была не в лучшем положении. Гладкая пластиковая головка. Что могла ответить руинам кукла! Впервые в ее головке зародился простой и коварный план. Кукла еще не знала сама, что уже решила привести его в исполнение. Я, вернее — он, из нее выветрился. — Попробуем еще, — сказала кукла Тамара из вежливости, снова отвернувшись к стене. Но стена обрушилась. Там была дыра. Из дыры дуло. Дыра что-то невнятно говорила, обещала, уговаривала. Даже пыталась приласкать. Но как может приласкать отсутствие чего-то. А здесь было отсутствие всего, только голос, раздражающий своим вкрадчивым тембром. Кукла Тамара еле могла дождаться, когда голос удалится и смолкнет совсем. Но наступило и это — ближе к вечеру. Не хлопнула входная дверь, как обычно, будто выругалась коротко и грубо, никто не звонил. Просто вдруг в квартире ощутилось его отсутствие. «Уйду один! — обиженно-раздраженно подумал я, то есть какой-то посторонний во мне. — Уйду совсем.» И ушел. Даже из собственной памяти. Потому что не хотелось мне ни вспоминать, ни думать, ни понимать все, что произошло между нами. Тем временем личинка ярости, досады и непонимания совсем окуклилась. Освоившись в своей новой хитиновой броне куколка Тамара сняла черную трубку и тоненьким голоском попросила Сергея. Скорая помощь приехала действительно очень скоро — наверно, взял такси. — Андрея дома нет, — сказала кукла. Сергей удивился и стал похож на Андрея. — Возьми меня на руки и покажи мне Бангкок. Я сама не могу, видишь. Не бойся. Нам будет хорошо. Сергей заморгал, как Андрей. Но протянул руки и вынул куклу из инвалидного кресла. — Переложи меня на кушетку, — командовала кукла. — Наклонись ко мне. Ближе, ближе. Вблизи он был страшно похож на Андрея. И Тамара поняла, что все должно получиться, хотя риск был.ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Солнце прожигало огромные вечерние купы деревьев — лучи сквозь черную листву падали на скопление джонок и баржей, в которых жили семейства рыбаков, уличных торговцев, вообще бедняки. На шоссе рычали и взревывали моторы без глушителей. Бензиновый чад подымался в желтое небо Бангкока. Я свернул в одну из узких улочек, в конце которой остановился туристический автобус. Туристы, по виду европейцы, толпились возле. Я не спеша подошел, будто гуляя, и встал рядом, на меня посмотрели, но ничего не сказали. Гид — пожилой исчерна-тощий индус сказал: — Now we look around the temple of China. К храму шли через двор. По обе стороны были склады, жили люди. Женщина на камне чистила ножом рыбу. Гараж велотакси. В полутемной длинной комнате дремали синие и красные повозки с велосипедами. Дальше жила выдра. Длинный серый с темной полосой вдоль спины зверек лежал на крыше своего домика. Что-то от кошки. Тело зверька перепоясывал кожаный ошейник с цепочкой. Внизу, в глубокой цементной канаве, поблескивала проточная вода. А тут жил храм. Причудливо изогнулись зеленые драконы и лапами когтили белесое небо. Позолоченные львиные морды, яйцеобразные головы старцев с лукавыми щелочками, изгибы, извивы, завитушки, финтифлюшки — яшмовая пена направленной фантазии: мгновение — вечность. Отрицание времени. Двигались мы или не двигались. У входа стояли два гранитных, стершихся от времени круглых китайских льва. В пасти каждого свободно катался каменный шарик (шар в шаре!). Некоторые сунули руку в пасть и покатали — на счастье. Гид продолжал бодро рассказывать: — Европейский человек представляет счастье так: любовь, деньги, свобода. Мы — иначе, — и он показал на расписанную фресками стену. Плоский китаец, сидя на корточках, слушает флейтиста и смотрит на гейшу, изящно прислонившуюся к декоративному дереву. Другой дремлет, облокотившись на стол. Третий блаженно почесывает себе спину деревянной чесалкой. Четвертый ест рыбу. — Всё это — счастье. Особенно — почесать себе спину, — гид нас явно старался развлечь. — А знаете, какие самые нежелательные вещи на на свете? Жить в японском доме. Получать зарплату, как китаец. И быть женатым на американке. Между тем, все незаметно для всех изменилось. Мы — туристы поднялись в воздух и распределились по стенам. Один старый американец — седые волосы заплелись косичкой — слушает гида, присев на корточки среди круглых, как булки, облаков, и любуется молодой блондинкой в очень короткой юбке. Та вся выгнулась по изгибу стены, прислонясь к декоративному дереву, высокие ноги сжаты. Лысоватый провинциал (неизвестно откуда — все равно провинциал) задремал, облокотившись на стол. Двое молодых- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (86) »