"Я еще ничего не делаю, - произнес мосье Пьер... и уже пробежала тень по доскам, когда громко и твердо Цинциннат стал считать: один Цинциннат считал, другой Цинциннат уже перестал слушать..."
"Зачем я тут? отчего так лежу? Цинциннат привстал и осмотрелся", всюду было смятение, присутствующие при казни стали "совсем прозрачны", разрушилась и площадь, все декорации жизни, и Цинциннат пошел среди развалин и урагана "туда, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему".
На минуту сардоническая улыбка стирается и дает место человеческому страданию - если не состраданию.
Я не думаю, что "Приглашение на казнь" - такое же морально возвышенное произведение, как "Мертвые души". Для Гоголя за уродливыми масками зла и пороков стоит имманентность Добра. Если бы Бог не находился в зрительном поле Гоголя, он не захотел бы высмеять грех. Набоков иллюстрирует с брио виртуоза мир отчаяния Кафки и украшает небытие цветистыми гирляндами своих литературных поисков.
"Приглашение на казнь" легко поддается самым разным толкованиям, может быть распластано на разные слои. Это аллегория, сатира, противопоставляющая воображаемое и реальность, но она не переходит определенную границу. И это, в своем жанре, произведенье, явно заслуживающее вхождения в мировую литературу.
Американское творчество Набокова во всем похоже на его русское. Они близнецы. Это двуглавая птица, в разных криках выражающая одно и то же. И фон и форма подобны, и в "Подлинной жизни Себастьяна Найта" мы найдем мотивы "Отчаяния".
Не забудем, что "Лолита" - острая сатира американского быта, и странно, что в США никто этого не заметил. Набоков с наслаждением описывает пошлость выражений и пошлость человеческих типов, как будто весь континент, который Гумберт и его пленница-тюремщик пересекают в своем безнадежном путешествии, не что иное, как громадная часть ничему не служащего бесполезного механизма. Заметим еще, что как в "Зази в метро" Куено, где только один иностранец правильно говорит по-французски, так и в "Лолите" иностранец Гумберт единственный, говорящий на "королевском" английском языке, на котором туземцы не выражаются.
Наконец, в иллюзионисте Набокове постараемся найти скрытый под аллегорией смысл. Может быть, Гумберт - художник, старающийся схватить, присвоить - хорошее старинное слово - примыслить - какую-то тайну, таящуюся в нем самом и которую он сам скорее угадывает, чем знает. Выраженная, загрязненная словами, ими преданная тайна уже сама на себя не походит. Тут напрашивается сравнение с романом "Старик и море" Хемингуэя. Лолита, как Цинциннат, - не персонажи из тела и крови. Не представляет ли она собой произведение искусства, которое его создатель, изнемогая от усилий, силится привести на сушу, таща его за своей лодкой? На берегу морское чудовище - всего-навсего бесформенная масса, изуродованная укусами других рыб - читателей и критиков, - изъеденная морской солью, жалкий, отвратительный трофей!
На рекламной обложке "Лолиты" автор мог бы написать: "Не обманитесь" или "Не попадитесь на крючок".
Не удивительно ли, что два русских писателя, Пастернак и Набоков, и по способу выражения и по своей устремленности во всем остро-противоположные, стали в один и тот же год бестселлерами в Соединенных Штатах!
Первый выражает на нарочито простом языке то, что в русском народе есть вечного, второй с западной утонченностью - кошмар человечества без руля и без ветрил...
Жак Круазе
(Зинаида Шаховская)
После этой статьи Набоков меня "не узнал" при нашей встрече в издательстве Галлимар.