Дэвид Уиллис Маккалоу
ВЕЧНАЯ ТАЙНА ЛАБИРИНТА
Посвящается Россу Ферлито
и Питеру Хайтманну
Введение
«Будь как лиса…»
Даже у самых новых лабиринтов есть прошлое. Их рисовали на стенах пещер, высекали на каменных пластах эпохи неолита. В древние времена легенды о лабиринтах слагали и на греческих островах, и на юго-западе Американского континента, и первые мифы о них куда старее тех, что дошли до наших дней. Лабиринты могли символизировать как рождение ребенка, так и ежегодное возрождение времени года, а то и самой земли. В разные времена лабиринты олицетворяли спуск в пылающее подземелье ада, восхождение в небесный Град Божий и вполне земную дорогу в Иерусалим. Они облегчали работу архитекторам и, возможно, использовались как математический прием для создания пригодного к применению лунного календаря.
В соборах лабиринты становились символом божественного таинства, а в более светском воплощении — в виде окруженной высокой стеной головоломки переходов — в большом количестве встречались в садах, где становились идеальным местом для любовных свиданий. В английском языке смысловое различие слов labyrinth («лабиринт») и maze («путаница») возникло относительно недавно. С тех пор как в языке появилось понятие лабиринта, очень долго два слова были взаимозаменяемы. Но в последнее время разница между их значениями, которой еще предстоит найти отражение в словарях, становится все очевиднее, и это новое разделение очень удобно. На сегодняшний день labyrinth — это одна-единственная кружащая тропа, которая, не прерываясь, ведет к центру, тогда как maze — это загадка со многими разветвлениями дороги, предполагающая необходимость выбора. Более тонкие различия будут описаны ниже, а для начала достаточно просто разделять однонаправленный, не требующий принятия решений лабиринт и мудреную путаницу переходов, в которой может даже таиться ловушка. Лабиринт изображен на одной из древнейших чеканных монет, и, возможно, лабиринт и путаницу стоит рассматривать как орел и решку: лабиринт с его мрачной строгостью — это, конечно, орел, а бездумная, бесшабашная путаница — решка. Рассматривать их один без другого было бы ошибкой. Придерживаться мнения о том, что путаница — это всего лишь легкомысленное отвлечение от более серьезного предмета исследований, значит не осознавать всей сложности и неоднозначности лабиринта. Также бессмысленны и дебаты на тему того, является ли путаница в ее сегодняшнем определении разновидностью лабиринта или же это лабиринт — всего-навсего чрезвычайно опрятная путаница.
Оба слова сами по себе, вне связи с определенным визуальным образом, активно используются нами в повседневном обиходе как синонимы хаоса, беспорядка и неразберихи. Компьютер Публичной библиотеки Нью-Йорка выдает 344 книжных названия, в которых содержится слово labyrinth, и 204 — со словом maze. (Осмотрительный библиотекарь, который любезно предоставил эти цифры, настоял, однако, на том, чтобы я непременно предупредил читателя: некоторые названия могут представлять собой разные издания одних и тех же книг.) Из всех этих работ почти ни одна не имеет дела с предметом нашего исследования; их тематика варьируется от современной политологии («Турецкий лабиринт») до медицинского исследования внутреннего уха. Альпинисты называют лабиринтами горные ледники с большим количеством трещин. Таксист, пробирающийся к затерянной на окраине железнодорожной станции, жалуется на путаницу улиц с односторонним движением. Заголовок в «Нью-Йорк тайме» гласит: «ШПИОНСКИЕ ЛАБИРИНТЫ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ». Ни одному журналисту, пишущему о городах или городском управлении, не обойтись без этих слов в сочетании с прилагательным «бюрократический». Значение слов «лабиринт» и «путаница» понятно всем — даже в тех случаях, когда они употреблены не верно.
И все же лабиринт — одно из древнейших художественных творений человечества — изображение, которое нарисовано, высечено или нацарапано рукой человека и не скопировано с чего-то, существующего в природе. Это один из первых образов — а может быть, и самый первый, — рожденных человеческим воображением. И уже в самом начале своей истории лабиринт как образ и как слово имел тесную связь с самым человеческим из всего, что когда-либо было создано на земле, — с городом. На протяжении всей своей долгой истории лабиринт (а впоследствии — путаница) ассоциировался символически или фактически со многими самыми разными идеями и концепциями, но с понятием города его связывали практически всегда.
За долгие века соблазнительный образ лабиринта превратился в настоящий лакомый кусок — всякий норовит его присвоить, или взять на время, или приспособить для собственной, пусть даже самой неожиданной цели. И какими только способностями лабиринт ни наделяли: он способствует зачатию, он возвращает мужскую силу, облегчает роды, восстанавливает зрение, лечит от хромоты, облегчает душевные страдания. Пробежишь по путаной дороге быстрее всех юношей в городе — получишь в награду руку и сердце красивой девушки. Разгадаешь лабиринт — тебе откроется мудрость царя Соломона.
Лабиринт — это стадион, танцпол, площадка для молотьбы, место жертвоприношений. Диаметр лабиринта в Шартрском соборе составляет ровно одну миллионную (или миллиардную?) от диаметра земли, и его очертания таят в себе секрет мироздания. Лабиринт и его загадки заслуживают нашего внимания уже хотя бы потому, что люди так давно и искренне в это верят. Можно только задаться вопросом: что же есть в этом образе такого, что внушает нам подобную веру?
В конце XX века интерес к лабиринтам и путаницам переживал очередной расцвет. (Джефф Соуард, британский специалист по лабиринтам, отмечает, что то же самое наблюдалось и в конце XIX столетия.) В практическом отношении лабиринтный бум — строительство сложных лабиринтов-аттракционов и прорубание запутанных переходов в зарослях кукурузы — спас множество старинных помещичьих домов в Англии и семейных ферм в Северной Америке от разорения. Что же касается духовной составляющей, то здесь очень важную роль сыграло открытие (а точнее, повторное открытие) того, что лабиринт является отличным подспорьем для медитации. Религиозные организации, от принадлежащих к так называемому движению нью-эйдж и до самых что ни на есть консервативных, стали возводить временные или постоянные лабиринты для своих поклонников. И подобно старинным