ничем не примечательной фигурой. Однако она всегда привлекала взгляды мужчин. Видимо, она излучала некий женский гормон.

«Не поэтому ли я выбрал именно ее?» — подумал Бикель. Он попытался как следует обдумать эту мысль. В чисто мужском экипаже женщина типа Прю могла представлять серьезную проблему — если только все не начнут принимать антисекс. Но подобное лекарство притупляло умственные способности, а этого астронавты себе позволить не могли.

Бикель постарался выбросить из головы эти мысли и обвел взглядом помещение Центрального Пульта, представляя себе корабль — «Жестяное Яйцо» Жастина Яца. Сам корабль, плюс компьютер, плюс колонисты в гибернации — целый комплекс возможностей, которые, как чувствовал сейчас Бикель, астронавты могут разложить по полочкам, оценить, взвесить и использовать так, как им нужно.

Он представил себе корабль с его шестнадцатью концентрическими оболочками: огромный яйцевидный корпус почти в милю длиной. За водяным барьером и экранами, защищающими центральную часть корабля, тянулись мили и мили коридоров и трубопроводов, самогерметизирующиеся отсеки. Кроме того, тут хранился огромный запас всего необходимого для жизни людей на другой планете.

В гибертанках находилось две тысячи взрослых людей, тысяча эмбрионов и более шести тысяч эмбрионов животных — «полный экологический спектр».

Бикель повернулся и взглянул на пульт. Логика подсказывала ему, что их шанс на спасение заключался в компьютере. Его план выглядел рискованным, но это был необходимый риск. Остальные, возможно, будут спорить, но в конце концов им придется принять его точку зрения.

— А когда проснется Прю? — спросил он.

— Примерно через три часа, — ответил Тимберлейк.

— Я бы хотел узнать ее мнение о причинах гибели ОИРов. Меня не удовлетворяют наши догадки.

Тимберлейк отключил массажное устройство кокона и испытующе взглянул на Бикеля.

— Когда погиб первый мозг, я провел все необходимые исследования, — сказал он. — Хочешь — проверь сам.

— Я уже проверял, — кивнул Бикель. — Меня насторожила пара вещей. Первый мозг предпочитал, чтобы его называли Миртл. Почему? Я не нашел в наших данных никаких объяснений — разве что первый мозг изначально принадлежал генетическому уродцу женского пола.

— Обследование Миртл на базе Андерс показало, что она всего на 0002 отклоняется от гомеостатической нормы, — возразил Тимберлейк. — Ее резервные системы жизнеобеспечения пребывали на базе в полном стасисе.

— Да не обращай ты внимание на самоидентификацию, — вмешался Флэттери. — Они это делали ради нас, поскольку позволяло хоть как-то очеловечить корабельный ОИР.

— Верно, — ответил Бикель. — Они все так утверждали, но в этом ли причина?

— ОИР были столь же совершенными, что и все остальные искусственные интеллекты, когда-либо родившиеся на свет, — сказал Флэттери, подумав при этом, почему его так раздражают вопросы Бикеля. — Их с детства воспитывали как неотъемлемую часть обшей серво-сенсорной системы корабля. И что с того? Никакой другой жизни они все равно не знали и не могли…

— Ты говорил, что тебя беспокоят две вещи, — перебил его Тимберлейк. — Какая же вторая?

— Твой отчет о системе жизнеобеспечения, — объяснил Бикель. — Пункт 91007 в отчете по Миртл. Там говорится: «Ни одна из систем как будто не выходила из строя». Почему ты употребил словосочетание «как будто», Тим? Может, у тебя оставались какие-то сомнения, которые ты решил не включать в отчет?

— Ничего подобного! — возмущенно ответил Тимберлейк. — Системы были в идеальном состоянии!

— Почему же ты так прямо не написал?

— Из осторожности, — пояснил Флэттери. — Просмотри мой медицинский отчет и сам убедишься, что он полностью подтверждает его заключения.

— Все, кроме одного, — возразил Бикель.

— Интересно, какого же? — прошипел Тимберлейк. Он уставился на Бикеля, лицо его побагровело, на скулах играли желваки.

Бикель, игнорируя эти признаки гнева, продолжал:

— Отсутствует объяснение появления внутренних ожогов мозгов, которые обнаружил Радж. У тебя написано: «Внутренние ожоги мозга, особенно вдоль необычно крупных коллатеральных аксонов на афферентной стороне». Что ты, черт возьми, подразумевал под «необычно крупными»? Необычно крупными по сравнению с чем?

— Основной канал, ведущий в высшие центры мозга, был почти в четыре раза крупнее, чем все те, которые мне когда-либо приходилось видеть, — ответил Флэттери. — Истинной причины этого я не знаю, могу лишь предположить, что это результат компенсаторного роста. Этим ОИРам приходилось иметь дело с куда большим объемом входящих данных от куда большего количества датчиков, чем когда-либо приходится иметь человеку. Кстати, заметьте, лобные доли тоже немного крупнее, но…

— В описаниях ОИРов об этом говорится, — отмахнулся Бикель. — Да, верно, компенсаторный рост, но что-то я не встречал там ни слова насчет укрупнения коллатеральных аксонов. Ни единого слова.

— Эти мозги находились в системе дольше всех прочих, когда-либо исследовавшихся, — возразил Тимберлейк. — В литературе упоминается только четыре случая гибели ОИРов от естественных причин.

— От естественных причин? — удивился Бикель. — Интересно, какие же естественные причины являются смертельными для ОИРов?

— Ты знаешь это не хуже меня, — сказал Флэттери. — Несчастные случаи. Ядовитые вещества в питательной жидкости. Отказ радиационной защиты. Но обратите внимание, последние слова всех ОИРов свидетельствовали об умственном расстройстве, крайне похожем на шизо…

— Похожем! — фыркнул Бикель. — Да во всех этих отчетах только и встречаешь «нечто вроде…», «состояние, напоминающее…», «крайне похожее…» — он перевел взгляд с Флэттери на Тимберлейка, — а суть-то в том, что мы и понятия не имеем, какого черта творится в сером веществе ОИРов.

С пульта возле Флэттери донесся сигнал. Бикель ждал, пока Флэттери вручную отрегулирует температуру в трюме. Наконец Флэттери утер пот со лба и еще раз изучил показания приборов, чтобы убедиться в устойчивости температуры.

— Да, эти пульты — сущее наказание, — пробормотал Тимберлейк. — Неудивительно, что у наших ОИРов поехала крыша.

Флэттери наконец рискнул отвести глаза от пульта:

— Ты бы помолчал, Тим. Для нормально функционирующего ОИРа эта часть работы — детские игрушки. Ведь с большинством проблем корабельного гомеостаза они могли справиться на уровне рефлексов.

— Вроде того, — заметил Бикель.

— Довольно! — взорвался Флэттери. — Я просто хотел сказать…

Он не успел договорить,