- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (78) »
прикрывал уголовный розыск.
Удальцов для порядка побили, выгребли из карманов все ценное и отпустили, предупредив их главаря Борю Резаного: «Появишься здесь еще раз, протоколы изъятия уйдут в ваш местный РОВД со всеми вещественными доказательствами».
Когда на ипподроме прозвучало сообщение о наборе в школу верховой езды, Кривцов вышел из глубины ложи понаблюдать за Синебродовым: какова его реакция на задержание рэкетиров? Никакой. Ни сам он, ни его окружение не проявили ни малейших признаков беспокойства. Хотя у них два мобильных телефона. Впрочем, Игорь Николаевич не торопился с окончательными выводами. Знал Володьку как матерого уголовника. Не исключал, что тот мог понтануться. В детстве он это делал блестяще. Водил за нос не только его, тогда еще только начинающего стукача, но и опытных бригадмильцев. С тех пор много воды утекло.
Детские эпизодические грешки Кривцова превратились в систематическое пособничество уголовке. И хотя он не состоял в штате, имел неплохую выгоду, обеспечивая надежное прикрытие своим противозаконным делишкам: сначала спекуляции чем придется, затем торговле водкой из-под полы на номерном заводе, а теперь вот букмекерству на ипподроме.
Все ипподромы — своего рода клоака. Сюда стекается весь сброд, отбросы общества. И где, как не здесь, заводить бредень? Звезды так и сыпались на погоны милицейских чинов. В начале восьмидесятых милиционеры в форме исчезли с трибун Московского ипподрома. Но это лишь видимость. Его наводнили «тихари» — менты в штатском. Мозолили глаза три заштатных «тихушника». Всякий, кто приходил на ипподром хотя бы во второй раз, выкупал их без труда. Время от времени они брали кого-нибудь за распитие или другие подобные преступления, поднимая при этом невообразимый шум. Настоящие же «тихари» работали аккуратно, толкались в местах наибольшего скопления тотошников: у касс, у стендов с программками, возле буфетов. Неплохо подыгрывали им стукачи из подстраховки букмекеров, причем дело было поставлено так, что многие из них не догадывались о принадлежности к одному клану и постукивали друг на друга. Виктор Иванович Шацкий — начальник опорного пункта милиции на ипподроме — пришел сюда лейтенантом два с половиной года назад, и уже майор, отмечен правительственной наградой. Только в этом году он взял на ипподроме пятерых, бывших за федеральным розыском, и троих, совершивших побег из мест заключения. А мелкой рыбешки и не сосчитать. Плюс к этому — семь стволов огнестрельного оружия и около килограмма пластиковой взрывчатки.
От намерения поговорить с Синебродовым Кривцов не отказался, но решил сначала осуществить задуманное мероприятие. Понаблюдав за ним с полчаса, он снова позвонил в опорный пункт: — Виктор, здесь, возле калитки на скаковую дорожку вертится подозрительный тип. По-моему, я его видел на твоем стенде. — Он один? — Их четверо. Главный у них тот, что в адидасовской куртке. Другой, рядом с ним, в кожаном плаще. Еще двое чуть сзади. Все коротко стрижены. По виду — крутая компания. Будь осторожен. — Не боись. Разберемся. Когда Шацкий со своими людьми появился на пятачке под директорской ложей, Кривцов исчез в ее глубине, хотя очень хотелось видеть все собственными глазами, и сделал это своевременно, так как первой реакцией Синебродова на появление представителей власти был взгляд в сторону ложи. Взгляд насмешливый, если не сказать уничтожающий. — Добрый день. Шацкий козырнул Синебродову. Двое других милиционеров, тоже в форме, встали чуть позади своего начальника. — Позвольте взглянуть на ваши документы. — В чем, собственно, дело? Ввели чрезвычайное положение? — Вы шутник. Дело в том, что постановлением ГУВД Москвы ипподром отнесен к объектам повышенного внимания. Сотрудники милиции вправе проверять документы у каждого посетителя. — Какое дальновидное решение. Удостоверение личности вас устроит? — Вполне. — В таком случае извольте. — Синебродов Владимир Александрович. Помощник депутата Государственной Думы. Шацкий несколько раз внимательно прочитал записи, придирчиво изучил печать и скрытые, известные лишь в компетентных органах кодовые знаки, подтверждающие подлинность документов, и вернул удостоверение владельцу. — Еще есть вопросы? — Этот человек с вами? — Да. Это мой референт. А эти двое — мои консультанты. Так же внимательно Шацкий проверил и их документы. Все оказалось в порядке. — Теперь у меня вопрос к вам. Позволите? — обратился к Шацкому Синебродов. — Слушаю вас. — Фамилия важного господина в директорской ложе Кривцов? — Вы знакомы с Игорем Николаевичем? — Значит, Кривцов. Не могли бы вы испросить у него для меня непродолжительную аудиенцию? Шацкий изучающе посмотрел на Синебродова, понимая, что тот ерничает, и, не лишенный чувства юмора, не увидел ничего непристойного ни в форме, ни в содержании просьбы. — Попробую. Он улыбнулся. — Хотя вы могли бы с таким же успехом поручить это своему референту. Вскоре на боковой лестнице, ведущей из директорской ложи, появился Кривцов. Он весь светился, изображая неподдельную радость. Поговорить с Володькой он и сам был не прочь, но не так стремно, как это вышло. Он совсем не хотел афишировать своих отношений с Шацким, а собирался изобразить этакого сухаря-управленца, вызвать Синебродова на откровенность, прощупать его и по возможности извлечь максимум пользы. Кем бы он ни представился Шацкому, он уголовник матерый и закоренелый, таким был и остался. Уголовник, выбравший свой удел не по глупости или недоразумению, а сознательно, прекрасно понимая, на что идет. — Очень рад тебя видеть в добром здравии, преуспевающим и с гордо поднятой головой. Только напрасно ты разыграл эту комедию с милиционером. — Ну что ты! Как можно? Я не посмел. В тебе столько фанаберии, барского лоска. Не подступишься. — Брось, брось прибедняться. Смотри, какая массивная цепь у тебя. Небось из чистого золота? Как забрел на ипподром? Раньше я вроде тебя здесь ни разу не видел. — Нужда заставила. Необходимость увидеть тебя. — Ты это серьезно? — Разве я похож на Жванецкого? Разговаривали они негромко и все же привлекли внимание тотошников. Это ипподром. Здесь любое слово может открыть дверь к выигрышу. Двое любопытных подошли совсем близко. Их осадил телохранитель Синебродова: — Вам чего, ребята? — Ничего, а в чем дело? — Видите, люди разговаривают? Зачем мешать? — Тоже мне, деловые. — Гуляйте, ребятки. Гуляйте. — Интересно. И что же у тебя за дело
Все ипподромы — своего рода клоака. Сюда стекается весь сброд, отбросы общества. И где, как не здесь, заводить бредень? Звезды так и сыпались на погоны милицейских чинов. В начале восьмидесятых милиционеры в форме исчезли с трибун Московского ипподрома. Но это лишь видимость. Его наводнили «тихари» — менты в штатском. Мозолили глаза три заштатных «тихушника». Всякий, кто приходил на ипподром хотя бы во второй раз, выкупал их без труда. Время от времени они брали кого-нибудь за распитие или другие подобные преступления, поднимая при этом невообразимый шум. Настоящие же «тихари» работали аккуратно, толкались в местах наибольшего скопления тотошников: у касс, у стендов с программками, возле буфетов. Неплохо подыгрывали им стукачи из подстраховки букмекеров, причем дело было поставлено так, что многие из них не догадывались о принадлежности к одному клану и постукивали друг на друга. Виктор Иванович Шацкий — начальник опорного пункта милиции на ипподроме — пришел сюда лейтенантом два с половиной года назад, и уже майор, отмечен правительственной наградой. Только в этом году он взял на ипподроме пятерых, бывших за федеральным розыском, и троих, совершивших побег из мест заключения. А мелкой рыбешки и не сосчитать. Плюс к этому — семь стволов огнестрельного оружия и около килограмма пластиковой взрывчатки.
От намерения поговорить с Синебродовым Кривцов не отказался, но решил сначала осуществить задуманное мероприятие. Понаблюдав за ним с полчаса, он снова позвонил в опорный пункт: — Виктор, здесь, возле калитки на скаковую дорожку вертится подозрительный тип. По-моему, я его видел на твоем стенде. — Он один? — Их четверо. Главный у них тот, что в адидасовской куртке. Другой, рядом с ним, в кожаном плаще. Еще двое чуть сзади. Все коротко стрижены. По виду — крутая компания. Будь осторожен. — Не боись. Разберемся. Когда Шацкий со своими людьми появился на пятачке под директорской ложей, Кривцов исчез в ее глубине, хотя очень хотелось видеть все собственными глазами, и сделал это своевременно, так как первой реакцией Синебродова на появление представителей власти был взгляд в сторону ложи. Взгляд насмешливый, если не сказать уничтожающий. — Добрый день. Шацкий козырнул Синебродову. Двое других милиционеров, тоже в форме, встали чуть позади своего начальника. — Позвольте взглянуть на ваши документы. — В чем, собственно, дело? Ввели чрезвычайное положение? — Вы шутник. Дело в том, что постановлением ГУВД Москвы ипподром отнесен к объектам повышенного внимания. Сотрудники милиции вправе проверять документы у каждого посетителя. — Какое дальновидное решение. Удостоверение личности вас устроит? — Вполне. — В таком случае извольте. — Синебродов Владимир Александрович. Помощник депутата Государственной Думы. Шацкий несколько раз внимательно прочитал записи, придирчиво изучил печать и скрытые, известные лишь в компетентных органах кодовые знаки, подтверждающие подлинность документов, и вернул удостоверение владельцу. — Еще есть вопросы? — Этот человек с вами? — Да. Это мой референт. А эти двое — мои консультанты. Так же внимательно Шацкий проверил и их документы. Все оказалось в порядке. — Теперь у меня вопрос к вам. Позволите? — обратился к Шацкому Синебродов. — Слушаю вас. — Фамилия важного господина в директорской ложе Кривцов? — Вы знакомы с Игорем Николаевичем? — Значит, Кривцов. Не могли бы вы испросить у него для меня непродолжительную аудиенцию? Шацкий изучающе посмотрел на Синебродова, понимая, что тот ерничает, и, не лишенный чувства юмора, не увидел ничего непристойного ни в форме, ни в содержании просьбы. — Попробую. Он улыбнулся. — Хотя вы могли бы с таким же успехом поручить это своему референту. Вскоре на боковой лестнице, ведущей из директорской ложи, появился Кривцов. Он весь светился, изображая неподдельную радость. Поговорить с Володькой он и сам был не прочь, но не так стремно, как это вышло. Он совсем не хотел афишировать своих отношений с Шацким, а собирался изобразить этакого сухаря-управленца, вызвать Синебродова на откровенность, прощупать его и по возможности извлечь максимум пользы. Кем бы он ни представился Шацкому, он уголовник матерый и закоренелый, таким был и остался. Уголовник, выбравший свой удел не по глупости или недоразумению, а сознательно, прекрасно понимая, на что идет. — Очень рад тебя видеть в добром здравии, преуспевающим и с гордо поднятой головой. Только напрасно ты разыграл эту комедию с милиционером. — Ну что ты! Как можно? Я не посмел. В тебе столько фанаберии, барского лоска. Не подступишься. — Брось, брось прибедняться. Смотри, какая массивная цепь у тебя. Небось из чистого золота? Как забрел на ипподром? Раньше я вроде тебя здесь ни разу не видел. — Нужда заставила. Необходимость увидеть тебя. — Ты это серьезно? — Разве я похож на Жванецкого? Разговаривали они негромко и все же привлекли внимание тотошников. Это ипподром. Здесь любое слово может открыть дверь к выигрышу. Двое любопытных подошли совсем близко. Их осадил телохранитель Синебродова: — Вам чего, ребята? — Ничего, а в чем дело? — Видите, люди разговаривают? Зачем мешать? — Тоже мне, деловые. — Гуляйте, ребятки. Гуляйте. — Интересно. И что же у тебя за дело
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (78) »