Дайте я понесу бредень.

— Или вот бредень, — что такое бредень? Простая веревочная сетка. А ведь и она была у нас на вооружении. Люди уже и танк-амфибию изобрели, и «катюшу» в ход пустили, а в то же время древнейшие виды оружия остаются в силе: и сабля у кавалериста, и нож у разведчика, и приклад винтовки у пехотинца… Что такое приклад? Ведь это же просто-напросто дубина…

— Это верно, — соглашается Костя, — только бредень никогда не был оружием.

— Ты так думаешь? А известно ли тебе, что во времена Римской империи, когда в цирках боролись гладиаторы…

— Ой, дядя Сережа, я об этом читал, только сейчас позабыл!.. Один гладиатор идет с мечом, а другой на него с сеткой. Накинет сетку, потянет, — противник и барахтается, как щука в бредне!..

— Так вот знай, что сетка до сих пор не потеряла на войне своего значения. Во-первых, есть маскировочные сетки. Во-вторых, есть сети воздушного заграждения, в-третьих…

— В-третьих — я знаю! Это если перегородить металлической сеткой вход в стоянку кораблей. Тогда подводная лодка врага не сможет туда проникнуть!

— Тоже правильно, только я не об этом хотел сказать. Я хотел сказать, что, в-третьих, простая веревочная сеть послужила нам однажды почти как римским гладиаторам: мы поймали в нее фрица!

— В рукопашном бою?

— Ну, нет, не те времена. Нынче на врага с сеткой не пойдешь, пуля в сетке не запутается… А это случилось вот как. Мы держали оборону вдоль речки Тосно. Она впадает в Неву недалеко от Ленинграда. Мы были на этом берегу Тосно, а немцы — на том. И только маленький участок на том берегу тоже был в наших руках. Его оборонял батальон капитана Грачева. А для того, чтобы немцы не спустили в Неву какую-нибудь пакость, вроде плавучей мины, мы перегородили речку Тосно веревочной сеткой. И время от времени действительно вылавливали этой сеткой немецкие «гостинцы». А однажды вытащили даже утопшего обер-лейтенанта. Совсем по Пушкину: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!..» Но я тебе расскажу не про утопшего немца, а про живого…

Обходил я ночью посты, спустился к берегу, мне часовой и докладывает:

— Товарищ майор, не иначе, как сом сетку бодает!

И верно: колья, на которых натянута сеть, гнутся, чуть из земли не выскакивают…

Вызвал я двух своих разведчиков и приказал им войти в воду и обследовать сеть. Разделись они догола, взяли автоматы и полезли в воду. И только они ступили в воду, как в сотне шагов от этого места, вверх по течению, слышим — началась сильная перестрелка… А тут все спокойно, если не считать, что колья из земли уже вылетели и мы со связным держим сеть руками. А она натянулась и все норовит стащить нас в воду…

А потом сеть в наших руках обвисает, и возвращаются мои разведчики. Вылезают они из воды, как русалки, но ведут не царевича, а мокрого перепуганного фрица!..

Откуда же он взялся?.. Оказывается, немцы в эту ночь переправлялись через Тосно, чтобы прощупать нашу оборону. Этот фриц шел через речку последним, в темноте пошел не напрямик, а чуть наискосок, отбился от своих и наткнулся на сетку… МЗП!.. Он не разобрал, что это сетка, и решил, что это густые водоросли, сквозь которые нужно продраться. Вот он и продирался, пока не очутился на глубоком месте и не окунулся с головой. Тут он разобрал, что это — сеть, но бросить ее уже не мог, потому что плавать не умел. Уцепился и держался за нее, пока его не сняли мои разведчики…

— Ловко! — говорит Костя. — Действительно, МЗП!.. Если уж человека можно в сетку поймать, то что говорить о рыбе?.. Жаль, что мы только одно ведерко захватили, надо было бы еще и бидончик взять с собой для улова. Верно, дядя Сережа?..

Мы раздеваемся и лезем в воду… Бррр… Холодно!.. Костя тянет бредень вдоль самого берега, где помельче. Я, разумеется, значительно выше его ростом, залезаю поглубже.

Мы делаем четыре захода. Зубы у нас стучат, кожа посинела. В мотне бредня, кроме скользких водорослей, не обнаруживаем ни-че-го!..

— А рыба не такая уж г-г-г-глупая, — заявляет продрогший Костя, — поумнее фр-фр-фр-фрица!..

На пятый заход бредень натягивается, начинает пружинить.

— Есть! — кричит Костя. — Дядя Сережа, заходите, заходите к берегу!..

Он вылезает из воды первым и раньше меня подбегает к мотне.

— МЗП! ОТК! — кричит он мне.

— Что? Что такое?

— Мало-заметное-препятствие! Очень-тяжелая-коряга!..

Борис Петрович

Наконец-то мы с Костей раздобыли лодку!..

Ее дал нам напрокат местный рыбак — Борис Петрович Кукушкин.

Дал после долгих переговоров и уговоров, и то на один только день.

Советы, которыми сопровождал Борис Петрович передачу нам пары самодельных весел, пары уключин, ржавого ведра для вычерпывания воды и увесистого булыжника, заменяющего якорь, были оскорбительны, потому что он считал наше увлечение пустой ребячьей забавой.

Он даже счел нужным предупредить нас, что сидящий на веслах должен сидеть спиной к носу лодки, собственным носом — к корме…

Получив это предупреждение, мы окончательно поняли, что Борис Петрович не ставит нас ни во что. Костя сопел и чуть было не испортил дела, собираясь пуститься в пререкания с Кукушкиным, но я вовремя успел ему подмигнуть, и все обошлось благополучно. Самолюбие пришлось, как говорится, спрятать в карман.

И вот мы выгребаем на середину реки и держим курс на железнодорожный мост. На веслах сидит Костя. Штаны его закатаны выше колен, кепка лихо сбита на затылок, он гребет, стараясь не шлепать веслами, и чем больше старается, тем звучнее шмякают весла о воду. Если бы не макинтош, на мне давно бы уже не было сухой нитки.

Мы намерены закинуть удочки под мостом. Костя утверждает, что в тени моста рыба клюет охотнее, чем где-нибудь в другом месте. Не знаю — с чего это он взял.

Мы проплываем мимо затонувшего буксира, мимо щербатых крепостных стен, которым немецкие снаряды и мины причинили вреда не больше, чем если бы немцы швырялись в них грецкими орехами, и приближаемся к черным фермам моста, словно тонкой кисточкой вписанного в сиреневое утреннее небо.

Под мостом мы становимся на якорь, вернее — на камень, распутываем лески и лезем в погнутую консервную банку за наживкой. Банка до половины наполнена теплой сырой землей, и из этой земли мы привередливо выбираем двух наиболее, с нашей точки зрения, привлекательных червей. Они среднего размера, багрово-красные, а утолщенные их концы шевелятся, отливая золотом и всеми цветами радуги.

Костя говорит, что будь он лещом, он на других червей и не посмотрел бы!..

Но едва мы закидываем удочки, как выясняется одно неприятное обстоятельство…