особенно холодно, а мое пальто по-прежнему висело в кухне гостиницы “Центральная”.Пока я дождался такси и сел в него, снова повалил мокрый снег.
Эберт из вежливости сам открыл дверь и пригласил позавтракать с ним.За столом прокурор показался мне более общительным и разговорчивым, чем в служебном кабинете. Он сразу же поинтересовался:– Вы, герр Квиллер, очевидно, намереваетесь представить мне какого-то важного “клиента”, не так ли?– Даже несколько, господин генеральный прокурор, но официально мы уведомим вас об этом несколько позднее.Эберт долго смотрел на меня из-под белесых бровей, а затем не спеша взял себе еще кусок пирога. Мне тут же пришла в голову мысль, что он, по существу, даже не знает, кто я такой.– Но сейчас я пришел к вам не за этим, – продолжал я, – а для того, чтобы попросить об одном одолжении. Я хотел бы поговорить с одним человеком, и вы, вероятно, могли бы устроить нашу встречу. Я имею в виду господина министра федерального правительства Лобста.Эберт задумался, явно в поисках какой-то связи между моей просьбой и нашим предыдущим разговором, но, не найдя ее, ответил:– Да, конечно.Эберт и Лобст работали в ведомствах, тесно соприкасающихся по работе, и хорошо знали друг друга. Я поэтому и пришел к Эберту.Генеральный прокурор дважды позвонил куда-то по телефону, а затем сообщил, что господин Лобст будет рад принять меня у себя в министерстве в любое время после девяти часов. Он тут же попросил передать от него большой привет господину федеральному министру.У меня еще оставалось сорок пять минут, и поэтому я нашел рано открывающуюся парикмахерскую, где побрился и сделал маникюр, чтобы не казаться таким усталым. Ровно в девять часов утра меня провели в кабинет министра. Он разговаривал по телефону, и приведший меня секретарь тихо выскользнул из кабинета, не дожидаясь, пока министр кончит говорить, повернется и взглянет на меня. Никакого значения для меня это не имело; я был готов действовать и в присутствии секретаря.Лобст сидел, не шевелясь и даже не пытаясь протянуть руку к ящику стола, и я не спеша направился к нему. Министр хотел было встать, но я подскочил к нему и ребром ладони ударил по шее с таким расчетом, чтобы он ненадолго потерял сознание. Потом я запер дверь на ключ, вернулся к столу и сел на уголок.– Ну-с, Цоссен, – начал я, – я хочу знать все.Цоссен моргал, пытаясь угрожающе смотреть на меня, на большее он был явно не способен, будучи человеком, не желающим унижать себя “грязной работой”. Он только отдавал приказы и подписывал бумаги, а работать были обязаны его подчиненные.– А мне доложили, что вы убиты, – пробормотал Цоссен, постепенно приходя в себя.Я долго смотрел ему в лицо, не только жестокое, но и жадное. Это было хищное лицо с внимательными, жаждущими добычи глазами и длинными тонкими губами, растянутыми, подобно латинской букве «Н», между надутыми щеками. В штаб-квартире “Феникса” в Грюневальде я опознал его не по лицу, а по походке, когда он вышел из-за стола и направился к карте.Это лицо могло принимать и еще одно обличье – третье, и я видел его на страницах газет, когда министр федерального правительства Эрнст Лобст выступал с какой-нибудь речью или встречал иностранного посла на Темпльхофском аэродроме. Поэтому-то я знал, где его искать.Я явился к нему, чтобы помешать скрыться после того, как он узнает об обыске в штаб-квартире “Феникса”. Я пришел, чтобы заставить рассказать все на тот случай, если разгромить центр “Феникса” не удастся. Я пришел во имя тех трехсот безымянных мучеников, которым он когда-то сказал: “Некогда… Я хочу поспеть в Брюкнервальд к обеду”.Цоссен полностью пришел в себя и не спускал с меня глаз. Я велел ему позвонить секретарю по телефону и запретить беспокоить в течение часа. Как только он поднял трубку, я тихо предупредил:– Двери заперты на ключ. Если вы позовете кого-нибудь на помощь, у меня все же будет около минуты, пока им удастся выломать дверь, а за шестьдесят секунд я могу сделать многое с вами. Учтите это и будьте осторожны.Пока Цоссен разговаривал с секретарем, я почувствовал, что во мне поднимается раздражение против него за его беспомощность сейчас. Однако я тут же сказал себе, что должен помнить о мучениках Брюкнервальда и сделать то, ради чего пришел.Он положил трубку телефона, и я сказал:– Ну, а теперь вы расскажете мне все. Слышите – все!
Десяти еще не было, когда я вышел из кабинета министра федерального правительства; наша “беседа” окончилась несколько раньше, чем я предполагал. Оружия у меня с собой не было, но в подобных случаях мы не щепетильны в выборе средств для достижения цели. Цоссен продержался минут двадцать, а потом не выдержал и в конце концов рассказал все.По дороге на Унтер-ден-Эйхен я позвонил Штеттнеру.– У меня есть для вас кое-что, – сообщил я. Штеттнер даже не удивился, когда я назвал ему фамилию. На учете крупных военных преступников в комиссии “Зет” состояли и другие министры федерального правительства.– Сейчас же приеду за ним, – сообщил он.Я знал, что Штеттнер не арестует Цоссена; теперь к нему следовало послать людей из морга, но для порядка требовалось как-то зафиксировать, что, уходя из кабинета министра, я видел его живым.
Я застал Поля в резидентуре; увидев меня так рано, он встревожился – сейчас не было еще и половины одиннадцатого, а я выпросил себе время до полудня.– Что-нибудь не так?– Все в порядке, – ответил я. – Приготовьте магнитофон.Каждый исподтишка посматривал на меня, но я не подымал глаз; все они основательно надоели мне. Как только магнитофон был включен, я начал:– Докладывает Квиллер. В беседе с министром правительства Федеральной республики Эрнстом Лобстом (его настоящее имя и фамилия Гейнрих Цоссен) выяснилось, что организация “Феникс” готовилась в самое ближайшее время осуществить следующую операцию.Хорошо законспирированный новый немецкий генеральный штаб располагает сейчас в Западной Германии пятисоттысячной армией, оснащенной по последнему слову военной техники, что представляет решающий фактор. Английские, американские и французские войска в Западном Берлине насчитывают всего 12.000 солдат и офицеров, то есть соотношение сил в этом секторе сейчас меньше, чем сорок к одному.Операция должна была состоять из двух фаз, быстро следующих одна за другой, а именно: 1) вооруженное вторжение в Восточный Берлин, что немедленно вызвало бы новый кризис; 2) нападение на союзнические гарнизоны в западной части города. На воздушную бомбардировку Восточного Берлина советское командование ответило бы соответствующими контрмерами, а в Москве и в советской группе
Эберт из вежливости сам открыл дверь и пригласил позавтракать с ним.За столом прокурор показался мне более общительным и разговорчивым, чем в служебном кабинете. Он сразу же поинтересовался:– Вы, герр Квиллер, очевидно, намереваетесь представить мне какого-то важного “клиента”, не так ли?– Даже несколько, господин генеральный прокурор, но официально мы уведомим вас об этом несколько позднее.Эберт долго смотрел на меня из-под белесых бровей, а затем не спеша взял себе еще кусок пирога. Мне тут же пришла в голову мысль, что он, по существу, даже не знает, кто я такой.– Но сейчас я пришел к вам не за этим, – продолжал я, – а для того, чтобы попросить об одном одолжении. Я хотел бы поговорить с одним человеком, и вы, вероятно, могли бы устроить нашу встречу. Я имею в виду господина министра федерального правительства Лобста.Эберт задумался, явно в поисках какой-то связи между моей просьбой и нашим предыдущим разговором, но, не найдя ее, ответил:– Да, конечно.Эберт и Лобст работали в ведомствах, тесно соприкасающихся по работе, и хорошо знали друг друга. Я поэтому и пришел к Эберту.Генеральный прокурор дважды позвонил куда-то по телефону, а затем сообщил, что господин Лобст будет рад принять меня у себя в министерстве в любое время после девяти часов. Он тут же попросил передать от него большой привет господину федеральному министру.У меня еще оставалось сорок пять минут, и поэтому я нашел рано открывающуюся парикмахерскую, где побрился и сделал маникюр, чтобы не казаться таким усталым. Ровно в девять часов утра меня провели в кабинет министра. Он разговаривал по телефону, и приведший меня секретарь тихо выскользнул из кабинета, не дожидаясь, пока министр кончит говорить, повернется и взглянет на меня. Никакого значения для меня это не имело; я был готов действовать и в присутствии секретаря.Лобст сидел, не шевелясь и даже не пытаясь протянуть руку к ящику стола, и я не спеша направился к нему. Министр хотел было встать, но я подскочил к нему и ребром ладони ударил по шее с таким расчетом, чтобы он ненадолго потерял сознание. Потом я запер дверь на ключ, вернулся к столу и сел на уголок.– Ну-с, Цоссен, – начал я, – я хочу знать все.Цоссен моргал, пытаясь угрожающе смотреть на меня, на большее он был явно не способен, будучи человеком, не желающим унижать себя “грязной работой”. Он только отдавал приказы и подписывал бумаги, а работать были обязаны его подчиненные.– А мне доложили, что вы убиты, – пробормотал Цоссен, постепенно приходя в себя.Я долго смотрел ему в лицо, не только жестокое, но и жадное. Это было хищное лицо с внимательными, жаждущими добычи глазами и длинными тонкими губами, растянутыми, подобно латинской букве «Н», между надутыми щеками. В штаб-квартире “Феникса” в Грюневальде я опознал его не по лицу, а по походке, когда он вышел из-за стола и направился к карте.Это лицо могло принимать и еще одно обличье – третье, и я видел его на страницах газет, когда министр федерального правительства Эрнст Лобст выступал с какой-нибудь речью или встречал иностранного посла на Темпльхофском аэродроме. Поэтому-то я знал, где его искать.Я явился к нему, чтобы помешать скрыться после того, как он узнает об обыске в штаб-квартире “Феникса”. Я пришел, чтобы заставить рассказать все на тот случай, если разгромить центр “Феникса” не удастся. Я пришел во имя тех трехсот безымянных мучеников, которым он когда-то сказал: “Некогда… Я хочу поспеть в Брюкнервальд к обеду”.Цоссен полностью пришел в себя и не спускал с меня глаз. Я велел ему позвонить секретарю по телефону и запретить беспокоить в течение часа. Как только он поднял трубку, я тихо предупредил:– Двери заперты на ключ. Если вы позовете кого-нибудь на помощь, у меня все же будет около минуты, пока им удастся выломать дверь, а за шестьдесят секунд я могу сделать многое с вами. Учтите это и будьте осторожны.Пока Цоссен разговаривал с секретарем, я почувствовал, что во мне поднимается раздражение против него за его беспомощность сейчас. Однако я тут же сказал себе, что должен помнить о мучениках Брюкнервальда и сделать то, ради чего пришел.Он положил трубку телефона, и я сказал:– Ну, а теперь вы расскажете мне все. Слышите – все!
Десяти еще не было, когда я вышел из кабинета министра федерального правительства; наша “беседа” окончилась несколько раньше, чем я предполагал. Оружия у меня с собой не было, но в подобных случаях мы не щепетильны в выборе средств для достижения цели. Цоссен продержался минут двадцать, а потом не выдержал и в конце концов рассказал все.По дороге на Унтер-ден-Эйхен я позвонил Штеттнеру.– У меня есть для вас кое-что, – сообщил я. Штеттнер даже не удивился, когда я назвал ему фамилию. На учете крупных военных преступников в комиссии “Зет” состояли и другие министры федерального правительства.– Сейчас же приеду за ним, – сообщил он.Я знал, что Штеттнер не арестует Цоссена; теперь к нему следовало послать людей из морга, но для порядка требовалось как-то зафиксировать, что, уходя из кабинета министра, я видел его живым.
Я застал Поля в резидентуре; увидев меня так рано, он встревожился – сейчас не было еще и половины одиннадцатого, а я выпросил себе время до полудня.– Что-нибудь не так?– Все в порядке, – ответил я. – Приготовьте магнитофон.Каждый исподтишка посматривал на меня, но я не подымал глаз; все они основательно надоели мне. Как только магнитофон был включен, я начал:– Докладывает Квиллер. В беседе с министром правительства Федеральной республики Эрнстом Лобстом (его настоящее имя и фамилия Гейнрих Цоссен) выяснилось, что организация “Феникс” готовилась в самое ближайшее время осуществить следующую операцию.Хорошо законспирированный новый немецкий генеральный штаб располагает сейчас в Западной Германии пятисоттысячной армией, оснащенной по последнему слову военной техники, что представляет решающий фактор. Английские, американские и французские войска в Западном Берлине насчитывают всего 12.000 солдат и офицеров, то есть соотношение сил в этом секторе сейчас меньше, чем сорок к одному.Операция должна была состоять из двух фаз, быстро следующих одна за другой, а именно: 1) вооруженное вторжение в Восточный Берлин, что немедленно вызвало бы новый кризис; 2) нападение на союзнические гарнизоны в западной части города. На воздушную бомбардировку Восточного Берлина советское командование ответило бы соответствующими контрмерами, а в Москве и в советской группе