Ричард Мартин Стерн Подарок для Минны

Энди сидел на краю койки, широко расставив здоровенные ноги, сцепив руки, нахмурившись. Четверо или пятеро матросов стояли полукругом, ожидая, пока Карл вновь заведет разговор, начатый прошлым вечером. Карл, привалившийся к переборке, держал паузу, недобро улыбаясь.

— Так ты наконец все понял? Сложил два и два?

Энди расцепил руки, долго изучал ладони, сжал пальцы в кулаки. И ничего не ответил. Лишь выдавил из себя жалкую улыбку, как бы показывая, что помощи ему ждать неоткуда.

— У тебя ящик коньяка, — напомнил Карл. — Хорошего французского коньяка. В Марселе он обошелся тебе в двадцать франков. Ты сам говорил, удачная сделка. Ты и твоя миссис любите коньяк, святое дело пропустить рюмочку за обедом. — Он подождал, пока стихнет смех. — Ты хоть представляешь себе, какую ты должен заплатить пошлину?

— Ну… — Энди медленно покачал головой. — Не очень, знаешь ли. — Он напоминал большого медведя, нашкодившего и теперь осознающего, что наказания не избежать. — Не очень понимаю, — повторил он.

— Коньяк в Штатах идет по шесть-семь долларов за бутылку, — объяснил Карл. — Ты заплатил меньше двух. Разница и есть пошлина. Скажем, пять баксов на каждую из двенадцати бутылок, всего шестьдесят. У тебя есть шестьдесят баксов на это дело?

Энди думал о маленькой квартире в Бруклине, о деньгах на накопительном счету, о телевизоре, который они с Минной купят, хорошем телевизоре, с большим экраном, чтобы Минна могла смотреть его, пока он, Энди, будет в море, смотреть и слушать, может, иногда даже смеяться, забывая о том, что рядом никого нет.

И, возможно, перед тем, как лечь спать, она будет выпивать рюмочку коньяка, совсем чуть-чуть, чтобы согреться в темноте. Они понимали друг друга, он и Минна, но ожидание, он это знал по себе, дается нелегко, и маленькие пустячки, вроде телевизора, бренди, сувениров, которые он привозил ей из плавания, помогали скрасить одиночество. Но он, конечно, понятия не имел о том, что за ящик коньяка ценою в двадцать баксов…

— У тебя есть шестьдесят долларов, которые тебе придется выложить, чтобы твоя миссис могла побаловаться коньяком?

— Нет, — ответил Энди под гогот матросов.

— Вот что я тебе скажу, — не унимался Карл. — Есть у меня одна идея. — Энди уставился на него, смех стих. — Кажется, я знаю, как выйти из этого тупика. — Он помолчал, улыбнулся. — Тебе придется податься в контрабандисты. Протащить коньяк через таможню, никому ничего не говоря. И не заплатив ни цента пошлины.

Энди, разумеется, думал об этом. И медленно покачал большой головой.

— Это будет нечестно. Если есть такой закон… — дружный смех заглушил конец фразы, и Энди терпеливо ждал, пока матросы угомонятся. Вновь сцепил натруженные руки. Чего им объяснять? Все равно не поймут.

— Это будет нечестно! — передразнил его Карл. — Ничего себе причина! Это будет нечестно! И знаешь, что я тебе на это скажу? Я готов поставить десять долларов против твоего одного, что тебе не удастся пронести коньяк через таможню, как бы ты ни старался. Как тебе мое предложение? Десять к одному! Подумай…

Энди все так же сидел на койке, но уже в одиночестве. Смотрел на руки, ноги, пол. Появились две кошки, которых хватало на корабле, переглянулись, забрались на широкие колени, где и уселись, мурлыкая. Энди рассеянно гладил их, что-то им говорил, их компания ему нравилась, но мысли его были далеко: думал он о Минне, коньяке, телевизоре, Карле и его предложении.

А кошки, его друзья, все мурлыкали и мурлыкали, словно разговаривали с ним, что-то ему втолковывали, втолковывали… большие руки Энди замерли. Он уставился на кошек. Те продолжали мурлыкать, а Энди заулыбался: на душе у него полегчало…

Ошвартовались они утром, сделали все, что полагалось. И в кубрике Карл подловил Энди. Вокруг тут же собрались ухмыляющиеся матросы.

— Ну что, поспоришь со мной? — спросил Карл. — Десять к одному. И еще кое-кто хочет составить мне компанию. Что скажешь?

— Согласен, — ответил Энди. Посмотрел на Карла, на остальных, на ящик коньяка, стоящий у его койки. Медленно кивнул, вытащил тощий кожаный кошелек. — У меня есть пятьдесят долларов.

Ставки принимал боцман. Расплачиваться решили в баре, что находился напротив таможни. Матросы прилипли к окну, когда Энди, в городской одежде, вошел в зал досмотра с сумкой в одной руке и чемоданом в другой и направился прямо к таможеннику.

Тот порылся в сумке. Хлопнул Энди по плечу, показывая, что все в порядке, повернулся к чемодану.

— Я не могу его открыть, — предупредил таможенника Энди.

— А что такое? — улыбнулся тот.

— В чемодане кошки. Видите ли, на корабле их стало слишком много, и шкипер приказал избавиться от лишних.

— Интересная история, — покивал таможенник. — Такой я еще не слышал.

— Это правда. Матросы, они хотели выкинуть кошек за борт. Но я люблю кошек, вот и подумал, что лучше возьму их с собой на берег и кому-нибудь раздам. — Энди вспотел, лицо блестело. — Я очень люблю кошек. Пожалуйста, не открывайте чемодан, — голос его дрожал.

— Знаешь, приятель, — таможенник взялся за замки, — ничего у тебя не выйдет. Идея хорошая, но меня на этом не проведешь.

И он откинул крышку.

В чемодане сидели шесть кошек, но таможеннику показалось, что их больше. Они выскочили из чемодана, яростно шипя, обежали зал досмотра и, набрав скорость, понеслись обратно на корабль.

Энди закрыл пустой чемодан, защелкнул замки. Одарил таможенника долгим, печальным взглядом и потопал вслед за кошками.

В баре боцман так смеялся, что расплескал пиво. Смеялись и остальные. Все, кроме Карла.

— Ничего у него не выйдет, — изрек наконец Карл. — Чтобы этот увалень…

— Ставки сделаны, — напомнил ему боцман. — Так что рассуждать не о чем…

Прошло сорок минут, прежде чем Энди вновь появился перед таможенником. С чемоданом в руке. Поставил его на пол. Вытер широкой ладонью лицо.

— Вы вновь хотите открыть чемодан? Ловить их — занятие не из легких.

Таможенник посмотрел на чемодан. На Энди. Открыл рот. Закрыл. Энди затаил дыхание.

— Проходи, — буркнул таможенник. — Выметайся отсюда.

Лицо Энди осталось бесстрастным.

— Да, сэр. — Он подхватил чемодан, сумку, вышел из таможни, пересек улицу, нырнул в бар. Думал он о Минне, о телевизоре, может (он не знал, сколько они стоят), об одной из тех машин, в которые закладывают одежду, немного мыла, а потом они все делают сами. Минна, полагал он, обрадуется такой машине. Она сможет маленькими глоточками пить коньяк, смотреть телевизор и