той, которая находилась в гипсе, а по другой, здоровой) и сказала:

— А вообще, мне нравится, как ты держишься. Едва не погиб, куча переломов, а по-прежнему спокойный, как… — Она запнулась.

— …как крокодил, — хмыкнул я.

Бьянка улыбнулась — на этот раз уже не с показным оптимизмом, а искренне.

— Мы все за тебя очень волновались. — Сказала она.

— Все? Брось. Думаю, расстроилась только ты. Ну, может быть, еще Вит… пару секунд, по дороге от компьютера к верстаку. Впрочем, не уверен, что он вообще заметил, что меня нет. Остальным плевать.

— Не говори так.

— Но это правда. Думаю, многие еще и обрадовались.

Бьянка вздохнула.

— Не буду спорить. Может быть. Но… ты приложил столько усилий, чтобы настроить всех против себя, что теперь… теперь ты просто не имеешь права упрекать их в таком отношении.

— Я не упрекаю. Меня всё устраивает.

— Устраивает? Тебе нравится тут лежать одному и пялиться в потолок?

— Я не один, — возразил я. — Видишь, ты же пришла.

Бьянка недовольно фыркнула.

— Если бы ты иногда старался быть чуточку более дружелюбным и открытым, друзей у тебя могло быть намного больше.

— Я и так стараюсь. Веду себя как ангел.

Она хотела что-то еще сказать, но осеклась. Возможно, вспомнила историю, предшествовавшую моему появлению в Школе для Асоциальных Детей. Выбор в те дни у меня был простой: либо колония, либо маленькая закрытая школа, курируемая герром Рихтером. Школа для детей с аномальными парапсихическими способностями. Все мы в какой-то мере асоциальны. Но некоторые больше, чем другие. Намного больше. Меня действительно могли упечь. И было за что.

Какое-то время мы молчали. Потом я кое-о-чем вспомнил.

— Сделаешь для меня одну вещь?

Я расценил вопросительный взгляд Бьянки как согласие и продолжил:

— Купи молока. Где-то пол литра, больше не надо. Разогрей, но не кипяти…

— Хорошо. — Она сделала движение, намереваясь встать. Я перехватил ее руку.

— Подожди. Это не для меня.

— А для кого?

— Слушай дальше. Еще тебе понадобится кровь…

— Нет. — У Бьянки длинные волосы, очень густые и пышные, да еще и вьются так, как будто она каждый вечер делает бигуди. Когда она затрясла головой, отвергая мое предложение, то стала похожа на недовольную, пушистую чау-чау. — Нет, нет и нет, я не буду этого делать.

— Ничего плохого не случится, — успокаивающим тоном произнес я. — Кровь можно купить на рынке, в мясном отделе. Тебе понадобится грамм триста, не больше.

— Я обещала герру Рихтеру, что больше не буду участвовать в твоих… экспериментах. — Неуверенно сказала она.

— Это не эксперимент, нужно просто покормить кое-кого. В общем, идешь в мою квартиру — вечером, после восьми. На подоконнике стоит чашка. Наливаешь туда молоко и кровь… Только помой сначала, он не будет пить из грязной посуды… Наливаешь, потом стоя лицом к окну, говоришь «Я приготовила эту пищу для тебя, Ярдзич», и спокойно уходишь. Вот и все.

— Кто такой Ярдзич? — Прежде чем я успел ответить, она предупреждающе выставила перед собой руку. — Нет, молчи. Я не уверена, что хочу это знать.

— Ты выполнишь мою просьбу? — Я испытующе посмотрел Бьянке в глаза. Она отвела взгляд.

— А это обязательно? — Сделав кислую физиономию, через какое-то время спросила она.

— Я не знаю, сколько тут проваляюсь. Вдруг он перестанет прилетать?.. Я приручил его совсем недавно.

— Ладно. А как я попаду к тебе?

Я показал глазами на тумбочку.

— Верхний ящик. Там ключи и кошелек.

Бьянка вытащила ключи и спрятала их в карман джинсов. К кошельку не притронулась.

— Спасибо.

— Если там будет что-нибудь плохое или опасное, я… я не знаю, что я с тобой сделаю.

— Если ты сразу уйдешь, после того, как сделаешь все, что я сказал, то ничего плохого не будет.

— Ага, а если не сразу — значит, будет?..

Я хотел пожать плечами… Это было ошибкой. Стоило шевельнуться, как по правому плечу разлилась волна боли.

— Не знаю. Вообще-то он дал мне обещание не трогать тебя.

Бьянка осуждающе покачала головой. Поднялась, собираясь уходить.

— Водишься с какими-то монстрами. Заботишься о них. Лучше бы так предупредительно ты вел себя с нормальными людьми.

Я улыбнулся. Вспомнил про несчастную горгону, которую убил, спасая жизнь совершенно никчемному типу.

— Я ко всем отношусь одинаково. И без причины не нападаю.

— Ну да, конечно… — Бьянка закатила глаза. — У тебя просто талант притягивать к себе неприятности.

— Всякое случается.

— Пока, Крокодил. Я еще зайду. — Она помахала рукой на прощанье.

— Пока… чау-чау.

3

Бьянка ушла, а я лежал и думал над ее последними словами. В них что-то было. Я действительно притягивал к себе неприятности. Взять хотя бы тот случай, который произошел месяц назад, когда я, по дороге из школы, зашел в мексиканский ресторанчик. Обожаю острые приправы. С четырнадцати лет — с тех пор, как у меня появился собственный банковский счет, на котором каждый месяц образуется небольшая, но достаточная для самостоятельного проживания сумма денег — предпочитаю обедать и ужинать в ресторанчиках и забегаловках, а не в школьной столовой. Не сказал бы, что в последней нас плохо кормят, но я предпочитаю сам выбирать, что есть. К тому же, у нас никогда не подадут такого количества острых специй, каковое могло бы меня удовлетворить. В школе мясо тщательно прожаривают, а я люблю с кровью.

Так вот, я мирно сидел в ресторанчике, когда почувствовал… м-м-м… довольно сложно описать это словами, но попробую. Возникло ощущение, как будто бы я нахожусь не на своем месте. Как будто бы Вселенная неудачно сдвинулась, ее суставы сместились, и теперь причиняют старушке невыносимую боль. И вот в этой, пораженной зоне, я и нахожусь. Чувство было резким и сильным. Ах да, забыл добавить — все это сопровождалось ощущением чужого внимания. Словно кто-то враждебно пялится на тебя в упор.

При этом не могу сказать, что впервые испытал подобное… Схожее ощущение возникало, в частности, на уроках по развитию интуитивного внимания, когда Рихарт завязывал ученику глаза, брал в руки палку и начинал наносить удары… а ученик, не видя противника, должен был уворачиваться. Тогда было тоже самое — чужое внимание, совмещенное с чувством «неправильности» — хотя и во много раз слабее. Откуда надвигалось ощущение «неправильности», оттуда и прилетал удар. Позже я заметил, что чем выше угроза, тем острее ее восприятие: палкой Рихтер мог задеть меня, заточенным мечом — никогда. В мексиканском ресторанчике ощущение угрозы почти сразу