ощутила на своей спине веяние холодного воздуха. Лишь потом я поняла, что моя задница была выставлена на общий осмотр. Другая «карточка с именем», что шла мимо, быстро застегнула халат на моей спине, подавая мне бумажные тапочки. Но я уверена, что все видели меня.

Коридоры расходятся во всех направлениях и выстланы таким же ковром защитного зеленого цвета, как и в комнатах. Я чувствовала себя как мышь в лабиринте и была признательная сестре, которая вела меня за руку. (Я, конечно, не сказала ей этого.) Комната персонала находилась в центре лабиринта. Мужчины и женщины с именами на карточках входили и выходили из нее. Они выглядели дикими и сумасшедшими. Больница состоит из 21 палаты для пациентов, комнаты для игры в бильярд, маленькой кухни, двух комнат для отдыха, столовой и нескольких комнат администрации. Есть также мастерская, на дверях которой висит табличка с надписью «Трудовая терапия». Мне кажется, что здесь пациенты делают пепельницы. Но точно я этого не знаю.

Сестра объяснила мне, что каждый больной должен принимать участие в общей программе лечения, по которой его день расписан по занятиям в разных лечебных группах. Когда она мне это объясняла, к нам подбежал Бобби. Он громко чмокнул меня в левое ухо. Звук его поцелуя отразился эхом в голове, что вынудило меня смутиться. Бобби спросил сестру, может ли он сам показать мне больницу, но она отрицательно покачала главой. Я была разочарована: Бобби мог стать человеком, которому бы я доверяла. Мне позарез нужно хоть кому-нибудь доверять.

Экскурсия закончилась. Сестра повела меня по коридорам назад в мою комнату, и реальность окружающих вещей ошеломила меня. Я пристально вглядывалась во встречные лица. Старые и молодые мерили шагами пол, наклонив голову. Глаза у них были стеклянные. Они напоминали стайку заблудших голубей, которые смущенно посматривают во все стороны, выглядывая своих врагов.

Между ними был мужчина в инвалидной коляске, как мне кажется, среднего возраста, который курил сигарету у самого фильтра. У него на губах были коричневые язвы от ожогов, которые гноились.

Мимо нас прошла молодая девушка лет девятнадцати с длинным желтым растрепанным волосами, которые закрывали ее лицо. Она что-то настойчиво шептала сама себе. Потом я рассмотрела ее получше. Это была женщина 35–37 лет. Она сидела на стуле, и сестра мерила ей кровяное давление. Одна ее рука от предплечья и ниже была покрыта швами. Она игралась, накладывая себе швы, это было очевидно для каждого.

И именно в этот момент меня охватило странное ощущение полета. Мне показалось, что я могу оторваться от пола и полететь над людьми в коридорах. Адреналин заполнил мой кровоток, и я оттолкнула прочь руку сестры, готовая к полету. И я побежала. Я полностью контролировала свое состояние. Я была сильной и уверенной. Люди прижались к стенам, испугавшись, что я собью их с ног. Путь был свободный, и я летела коридором с невероятной скоростью. Я никогда не думала, что во мне столько силы. Ощущение было чрезвычайное.

Два санитара перекрыли один из выходов, и я вынуждена была развернуться и бежать в другом направлении. Я слышала, как сестры приказывают больным расходиться по своим комнатам. Большинство больных казались испуганными, а некоторые даже были в панике. Я читала эти чувства на их лицах, но не могла их понять. Я не хотела сделать кому-то плохо. Я лишь желала вырваться отсюда.

Я летела коридором к другому выходу. Две сестры встали напротив дверей, взяв друг друга за руки. Они выглядели очень суровыми и агрессивными. Я остановилась посредине между двумя выходами, переступая с ноги на ногу. Шансы для побега значительно уменьшились, и, обезумев от ужаса, я посмотрела на потолок.

За это время коридоры уже опустели, а персонал был стратегически дислоцирован возле каждого выхода. Несколько сестер медленно подошли и окружили меня. Я прорвалась сквозь их круг, стремительно побежала в свою комнату и закрыла за собой двери, лихорадочно ища места, где можно было бы спрятаться. На дверях туалетной комнаты не было замка, этот вариант не подходил. Я не могла спрятаться под кровать, поскольку змеи давно уже ждут такой возможности чтобы схватить меня.

Но было поздно. Они вошли в комнату и окружили меня, и я снова проскользнула между ними. Я забралась на кровать и бросилась к окну. Я знала, что все мои усилия напрасны, но старалась вылезти в окно. Мои ногти скребли оконное стекло. Я перестала думать и вела себя как загнанное животное. Чья-то рука сжала мое плечо, я оглянулась и начала выкрикивать непристойности, надеясь, что испугаю их. Но это не подействовало. Очевидно, они привыкли к подобным сценам. Множество рук схватили меня и прижали к кровати. Я старалась бороться с ними, но напрасно. Они насели на меня и, все еще барахтаясь, я увидела иглу. Они собирались убить меня ею! Кто-то стаскивал с меня белье, я закричала. Они хотели сначала изнасиловать меня, а потом убить. Все ужасные истории об обращениях с пациентами в сумасшедших домах пришли мне на ум. Я ощутила как игла прошла сквозь кожу и очень медленно вес тел, навалившихся на меня, начал уменьшаться. Я смотрела через полузакрытые веки на их ноги, когда они друг за другом выходили из комнаты. Человек, черты которого я не могла различить, что-то шептал на ухо, поправляя волосы на моем лбу. Он сказала, что все будет хорошо. Меня не изнасиловали и я не умерла, но я проспала несколько дней.

Письмо

Милостивый Бог!

Твое лицо в солнечном сиянии ласково улыбается мне.

О, с какой я любовью

Отвергнувши все заботы лишние,

Обращалась к Тебе повседневно…

Смог бы Ты меня спасти?

Письмо

Я все время сплю. Время от времени ко мне наведывается сестра с маленькой бутылочкой зеленого липкого сиропа. На вкус он очень гадкий, поэтому после сиропа сестра дает мне ложку клубничного джема. Я засыпаю до следующего раза, когда она снова придет с сиропом и джемом.

Одна моя половина хочет побороть действие лекарства, но другая не имеет сил на это. Я двигаюсь по комнате, ощущая в этом потребность, но это движение забирает всю мою энергию. Несколько раз я ударилась о стену, пока шла к раковине. Я разбила нос и разбила колено. Когда я была маленькая, у моего отца был приятель, который неистово кричал от боли и рассказывал всем, будто ударился о стенку и расплющил нос, а на самом деле он был старым пьяницей. Мы с братьями смеялись над ним и просили показать как это произошло. Он показывал, и я верила, что именно это, а не алкоголь, было причиной его красного, похожего на луковицу носа. Скорее всего, за свой вид он мог благодарить и то, и другое. Сейчас я выглядела точь-в-точь так, как он.